Голос предательски треснул, но Вероника смогла произнести в ответ:
— Я знаю… Я постараюсь!
Джеки проснулся в совсем отвратительном настроении, и Вероника промучилась до вечера, стараясь не дать ему раскапризничаться. Джон к ним почти не подходил и молча наблюдал издали. Темно-серые глаза потускнели, рот был скорбно и судорожно сжат. Видимо, надежда совсем оставила молодого лорда Февершема. Веронике становилось все более не по себе при виде этого глухого отчаяния.
Процесс укладывания на ночь затянулся, вдобавок во время купания Джеки набил шишку в ванне, а потому из детской Вероника почти выползла…
… и тут же наткнулась на Джона. Он терпеливо ждал ее за дверью.
— Что ты тут делаешь?
— Я хотел извиниться. Я был груб.
— Ерунда. Не стоит извинений.
— Стоит. У тебя был тяжелый день.
— Последнее время они у меня все тяжелые. Да и у тебя не из легких.
Джон кивнул и отвернулся, сжав губы. Вероника подавила неуместное желание кинуться к нему на шею и тихо прошептала:
— Я все понимаю, Джон. Невыносимо смотреть на Джеки и не иметь возможности обнять его, приласкать, поиграть с ним. Ты молодец, держишься. Я бы на твоем месте уже била бы сервизы и рвала ковры со стен.
Он усмехнулся.
— Представляю. Как он сейчас? Заснул?
— Да, наконец-то.
— Хорошо. Переоденься, заверни Джеки в одеяло и принеси его в гостиную.
Вероника немедленно ощетинилась миллионом невидимых иголок.
— Это с чего это?!
Джон шагнул к ней, заглянул в глаза. Голос звучал мягко, но стальной блеск из-под ресниц был хорошо знаком оторопевшей Веронике.
— Просто сделай то, что я сказал. Иначе я сделаю это сам.
— Я не сошла с ума? Мы говорим о твоем сыне или о тюке с тряпьем?
— Мы едем на холмы. Для Джеки приготовлен праздник. Жители деревни сделали это специально для него.
Вероника вытаращила глаза.
— Но… у него же не день рождения… Он испугается!
— Они все знают, что у него… проблемы. Именно поэтому холмы и ночь. Джеки будет просто спать, а люди посмотрят на него.
— Но если он проснется…
— Давай не будем бояться того, что еще не произошло. Ночью он всегда спит крепко.
А проснется — с ним будешь ты. Если поедешь, разумеется. В противном случае с ним буду только я.
— Но я устала…
— Что ж, твой выбор.
Он шагнул к двери, и Вероника вцепилась в мускулистую загорелую руку.
— Ты опять делаешь это! Ставишь меня в безвыходное положение! И все из-за каких-то посторонних людей!
— Ты плохо знаешь феодалов, синеглазая. И их вассалов тоже. Все эти «посторонние» знали Джеки. Они поздравляли меня с его рождением, а потом плакали и молились за него, узнав о пропаже. Они — многие из них — помнят мальчишкой меня. Дик-мельник научил меня ездить на мотоцикле. Мэтью Оуэн резал мне игрушки их коры, лучшие игрушки в мире, хотя, как ты понимаешь, у меня было все самое дорогое… Это моя родина, Вероника. Я — ее часть, а она — часть меня. И мой сын тоже — часть меня. И родины.
