— Нет, государь, неизвестен. Внове мне это… Но коль будет заказ…
— После победы (твердой интонацией выделил эти слова — в победе не сомневался и никто не должен сомневаться) велю тебе чеканить нашу рязанскую монету. Без своей монеты как нам разбогатеть? Она, как блоха, будет скакать по карманам купцов и мастеровых и понуждать их пошевеливаться.
Воеводы засмеялись, весело оскалил зубы Карп. Князь тоже улыбнулся. Теперь лицо его, озабоченное, суховатое, стало открытым, доверчивым. Глеб же Логвинов, все ещё не остудясь после испытанного им чувства унижения, крикнул:
— Осударь, не доверяй ему! Горд не по званию!
Князь — как бы не расслышав стольника:
— Вот тебе, Карпуша, оберег от меня, — он засунул руку в привязанный к поясу кожаный мешочек и, извлекши золотой крестик, протянул его пешцу. Бейся с врагом смело, но умеючи. Береги себя!
Приняв из рук князя оберег-талисман, перекрестясь и поцеловав его, растроганный Карп низко поклонился. Князь, все ещё детски улыбаясь, словно не он, а ему дали подарок, отправился дальше, вновь постепенно озабочиваясь и становясь деловым. Карп вернулся в строй. Пешцы окружили его, трогали руками подарок, а Федот, как и недавно Карп, поцеловал его.
Сражение произошло в тот же день, 14 декабря 1371 года. В ту самую минуту, когда воины обеих сторон уже разозлили друг друга взаимными словесными перепалками, раззадорились и наступила тревожно-молитвенная сосредоточенная тишина, предваряющая сступление полков, князь Олег проехал вдоль промежуточной полосы, разделявшей передовые отряды войск на расстоянии полета стрелы. Согласно поверьям, подобное промежуточное пространство было роковым, оно таило в себе нечто страшное, нечто неизвестное, замогильное, вступать в которое до начала боя считалось делом безумным — безумца, осмелившегося вступить в роковую черту, постигнет смерть в час боя.
Князь Олег медленно ехал вдоль раздельной голой полосы — на снегу лишь жесткие кустики полыни, зверобоя, пижмы, — повернув голову в сторону неприятельского лагеря. Твердыми презрительными глазами смотрел на чужих воинов, суровым ястребиным взором стремясь как бы вселить в них страх, обезволить, сделать их неспособными к бою. Московиты, вероятно, принимали появление великого рязанского князя вблизи от них за диковинную выходку и смотрели на него с любопытством. В Москве Олег слыл за гордеца, и вот он прямо перед ними — действительно гордый, опасный. Но они не робели и даже смотрели на него с вызовом — знали свою силу. Не подверженный суеверию, Олег раза два норовил свернуть коня в роковое пространство, лишь бы силой своего презрения заставить смутить передних московитов. Ехавшие сбоку телохранители своими лошадьми загораживали князя, не давали ему свернуть.
