Глава тринадцатая. Проводы на войну
— Гуляй, родня, и-ех, едреныть! — покрикивал Савелий, притопывая и похаживая средь пляшущих на дворе. В руках у него были бочонок с хмельным медом и деревянная кружка — без промедления наливал каждому, кто хотел.
Карпа провожали на войну. Обычай требовал проводов веселых, как бы беспечных — с застольем, обилием хмельного и закусок. Хозяин не ударил лицом в грязь: гостей созвал много, столы ломились от еды и пития постарался создать впечатление, что он, Савелий Губец, не последний в ряду ремесленного сословия.
Плясали все. Вприсядку пошел даже сам новобранец, будто впереди у него не бой, который, может быть, закончится плачевно для него и всей родни, а широкая масленица. В разгар веселья из-за Лыбеди, со Скоморошенской горы, явилась чудно разодетая шумная толпа скоморохов. На одних скоморохах рукава вывернутых шуб были вздеты на ноги, а полы подняты и стянуты веревками под мышками; на других висли ватолы; третьи беззябко ходили по снегу босыми… Один водил на железной цепи медведя. В передних лапах ученого медведя был бочонок с медовухой, а вожатый черпал ковшом медовуху и угощал ею всех желающих.
Несколько скоморохов играли в дудки и рожки, били в бубен. Пели:
Ай, дуду, дуду, дуду,
Сидит голубь на дубу,
Он играет во трубу,
Труба точеная, золоченая…
Еще один с решетом в руках, приплясывая, подступил к Савелию:
— А вот, хозяин, не удержишь решето на спине.
— Это как так не удержу? — хвастливо заявил Савелий. — Да я, брат, лошадь на своей спине удержу.
— Ну-тка! Подставь!
Савелий нагнулся и тотчас почувствовал — скоморох плеснул в решето воду… Под гогот гостей Савелий кинулся в дом переодеваться в сухое… Не успел выйти из избы уже в сухой одежде, как к нему подскочил другой лукавец:
— Хошь, призову со стола, прямо сюда, во двор, жареную щуку?
— Пошел вон! — с деланной грубостью отмахнулся Савелий.
— А хошь, призову к тебе парчовый серебряный кафтан старшего воеводы Софония Алтыкулачевича?
— Да как ты призовешь, коль среди нас и самого-то воеводы нету?
— А вот и призову… А хошь, золотой хрест с жирной груди болярина Манасеи призову тебе на грудь?
— От, прилепился, репей! Ну, что с тобой делать, с поганцем! Ну, призывай, коль ты такой кудесник. Но смотри: опрохвостишься — взашей погоню!
Скоморох подал Савелию свою шапку и велел ею водить по лицу и вторить за скоморохом: "Хрестик, хрестик золотой, перейди ко мне на мою белую грудь со широкой груди болярина Манасеи…". Савелий послушно делал и говорил то, что велел скоморох. А когда отнял от лица шапку, поднялся всеобщий хохот: лицо было в саже.
