– Знаю, да…
– Отец ваш, если не ошибаюсь, был кадровый военный? – продолжала пытать ее Вера Ильинична. – Поэтому вы прожили в Воронеже только один год. Сейчас, конечно, он уже в отставке?
– Конечно. – Если говорить односложно, то, кажется, меньше лжешь. А лгать этой женщине было непривычно и очень тяжко.
– А ваша мама? Надеюсь, все живы и здоровы?
– Здоровы… То есть у папы с ногами не все в порядке. Вены.
– Да, профессиональная болезнь военных, – подхватила Вера Ильинична. – Ну ничего, главное, что жив. Вот Жениного папы с нами давно уже нет…
Олеся ничего не понимала. Женщина говорила с ней, будто со старой знакомой. Но Олесе в каждом ее слове мерещился хитрый подвох. Она отвечала через силу, дрожала над каждым словом. А Вера Ильинична словно почувствовала это и спросила в упор:
– Вы что, боитесь меня?
– Не-ет! – затрясла головой Олеся.
– Ну я же вижу, вы вся трясетесь. Если вы так за Женю волнуетесь, то успокойтесь уже, возьмите себя в руки. Я говорила с главврачом. Все будет хорошо. А вы что себе думаете? Вернетесь в Питер или немного поживете здесь?
– Я ничего пока не знаю, – шепотом ответила Олеся. – Женя сказал, что я могу пока пожить в его квартире, которая все равно пустует. Но это неудобно, конечно, а потом, мне же надо ходить на работу…
– Конечно, неудобно, – строго перебила ее Вера Ильинична. – Там почти нет мебели, и ремонт еще не закончен.
– Я понимаю…
– Поживете пока со мной, в нашей с Женей квартире. Будем по очереди носить в больницу обеды. Потому что я узнавала, кормят здесь неважно.
– Ну что вы, – даже отшатнулась от неожиданности Олеся. – Это тем более неудобно, я вас стесню…
– Ну, у нас, слава богу, не двадцать квадратных метров.
– Все равно, я так не могу!
Вера Ильинична вдруг крепко сжала Олесину руку повыше локтя своими тонкими твердыми пальцами. И сказала, глядя прямо в глаза:
– Вижу, Олеся, что у вас какие-то предубеждения насчет меня. Наверное, вы думаете, что я не разрешаю сыну жениться, верчу им, как хочу. Но это не так. Женя сам решает, как ему жить. О многих событиях его жизни я узнаю последней. Или вообще не узнаю. Другое дело, что иногда мне приходится играть роль ведьмы. Ведь вы, наверно, уже поняли, что за человек мой сын. Добрее его, мне кажется, нет никого на свете. Я благодарна Богу, что Женя как-то в этой жизни очень быстро занял то место, которое занял, иначе его давно бы уже сжевали и косточки выплюнули. Я не знаю, почему доброта и доверчивость порой пробуждают в людях худшие чувства. Но это так, увы. Иногда мне приходится защищать сына от не слишком порядочных людей, которые настойчиво лезут в его жизнь. Но этой необходимой защитой мое вмешательство в его жизнь заканчивается, уж поверьте мне, Олеся.
