Гауэйн, после того как Хейзл наконец оттаяла и впустила его в дом, был потрясен.
— Теперь у нас не будет проблем с заполнением твоей части выставки, — сказал он, довольно потирая руки. — Более того, ты скоро можешь организовать персональную выставку.
Мисс Гриффит была не так благосклонна к Хейзл.
— Характер не тот, — поморщилась она, разглядывая свой портрет. — Я более жизнерадостна.
Хейзл взяла кисть и крупными мазками положила ярко-желтый цвет на нос изображенной на холсте капризной дамы.
— Так гораздо лучше, — одобрила мисс Гриффит. — Больше экспрессии. Художники должны быть страстными людьми, — авторитетно заявила она. — Я не думала, что вы такая, если честно сказать, и рада, что ошибалась.
После ухода мисс Гриффит Хейзл со злорадством добавила ярко-красное пятно на кончик уха портрета своей модели.
Она перестала отвечать на звонки и редко вынимала почту из ящика. Лерой Уэскер больше не предпринимал попыток связаться с ней, что, разумеется, вполне устраивало Хейзл.
Иногда, когда она возвращалась домой поздно, в его доме горел свет. По случайному совпадению это были жаркие ночи, когда уснуть очень трудно. Если же это удавалось, сны были тяжелыми, и Хейзл часто просыпалась вся в слезах. Она предпочитала в такое время рисовать ночь напролет в студии, вызывая какие-то образы из своей памяти. Хейзл хранила эти полотна далеко от глаз мисс Гриффит и даже от Гауэйна. Иногда ей самой было тяжело смотреть на эти работы.
Хейзл не могла не рисовать портреты Лероя — они били из нее ключом. В этих портретах ее буйная фантазия расцвела пышным цветом. Если бы Гауэйн увидел их, подумала Хейзл, накидывая на полотна куски ткани, он бы счел их хорошими работами. Еще бы! Можно сказать, я написала их кровью!
Директор школы вел себя с Хейзл крайне холодно, но она, занятая своими мыслями и работой, не замечала его каменного лица, и ее безразличие выводило Хедли из себя.
Позвонил отец. Впервые за все время после развода родителей Хейзл не сжалась в комок, услышав его голос.
— Я звоню узнать, все ли у тебя в порядке, — сказал отец.
Это было настолько необычно, что Хейзл чуть не выронила трубку.
— А что могло случиться? У меня все нормально, папа.
— Ну… я не видел тебя с Рождества… Твоя мать сказала, что…
— Ты звонил маме? — удивилась Хейзл. Это было беспрецедентное явление.
Наступила пауза. Потом мистер Купер с трудом произнес:
— Я знаю, что был плохим отцом, но я не хотел этого. Твоя мать всегда давала мне понять, что ты являешься как бы ее исключительной собственностью. И потом… тот несчастный случай… по моей вине.
