— Я химик. Беру часть одного, часть другого, смешиваю их в пробирке и жду, когда все это взорвется. А однажды, когда я черт знает в какой раз проводил эксперимент, пробирка не разлетелась. Таким образом, я сделал изобретение, достойное Нобелевской премии, — так, во всяком случае, говорили. Мне выдали патент на открытие.
Хейзл посмотрела на зал, залитый солнцем, на зеркала в тяжелых бронзовых рамах, на антикварную мебель, и недоверчиво уточнила:
— Все это за счет какой-то пробирки?
— Я сделал научное открытие, — терпеливо объяснил Лерой. — Мое изобретение используется с одинаковым успехом и теми, кто производит бытовые приборы, и теми, кто занимается космическими технологиями. А я с успехом воспользовался им, чтобы повысить свой уровень жизни.
— Такое впечатление, что ты не очень рад этому, — заметила Хейзл.
— Возможно, если бы я стремился к этому с самого начала…
— Многие были бы благодарны своей счастливой звезде.
— Ты так думаешь? Я, например, сомневаюсь. Все меняется — не только плохое. Ладно, как только у меня появилась «Уэскер Корпорейшн», я стал смело открывать конверты со счетами из банка. Мне уже не надо было думать, куда пригласить девушку — в кино или в кафе.
— А ты действительно думал над этим когда нибудь? — спросила Хейзл, увлеченная его рассказом.
— Конечно. Марша, моя бывшая жена, даже не посмотрела бы в мою сторону, когда я только начинал работать в лаборатории. Она сказала мне, что не тратит свое время на обтрепанных студентов.
За его сдержанным тоном Хейзл уловила старую боль и почувствовала сострадание к Лерою.
— Мой отец был учителем и получал за свою работу гроши, — продолжал Лерой. — Мать всю жизнь заседает в каких-то комитетах — бесплатно, естественно. Я оплачивал свою учебу в университете, таская кирпичи на стройках.
Хейзл старалась не смотреть на твердые мускулы на его обнаженных плечах, но ее глаза сами обращались в ту сторону. Лерой заметил направление ее взгляда, и на его строгом лице появилась улыбка.
— Нет, больше я этим не занимаюсь. Сейчас я должен тренироваться, чтобы быть в форме. Тогда тренировка была естественной — я таскал тяжести, чтобы не умереть с голоду.
— Это можно назвать улучшением уровня жизни, — заметила Хейзл.
— Не стану спорить.
Хейзл уловила сомнение в его тоне.
— Но?..
Лерой пожал плечами.
— Я уже сказал, меняется все, а не только плохое к хорошему. Все становится с ног на голову, включая людей… Особенно это касается женщин.
За его циничными словами Хейзл снова услышала боль, и это потрясло ее.
