Детство в царском доме. Как растили наследников русского престола | страница 37



«Царь только участвует в разговорах о собаках, лошадях, охоте… а о чем-нибудь другом и знать не хочет».

«Царь с некоторого времени взял привычку ночь превращать в день и целую ночь рыскает со своим камергером Долгоруким».

«Говорят, что он начинает пить… О некоторых же других его страстях упоминать неудобно…»

«Прежде можно было противодействовать всему этому, теперь же нельзя и думать об этом, потому что государь знает свою неограниченную власть и не желает исправиться».

«Дело воспитания государя идет плохо».

Стремясь сохранить привязанность императора любой ценой, Долгорукие не только изощрялись во все новых и новых развлечениях монарха, но и стремились выдавить из его жизни Остермана со всеми остатками его влияния. На пользу нравственной физиономии Петра эти усилия явно не шли. «Нельзя не удивляться, — фиксировал французский посол зимой 1729 года, — умению государя скрывать свои мысли; его искусство притворяться — замечательно. На прошлой неделе он два раза ужинал у Остермана, над которым он в то же время насмехался в компании Долгоруких; перед Остерманом же он скрывал свои мысли: ему он говорил противоположное тому, в чем он уверял Долгоруких».

Остерман видел, что проигрывает. Несколько раз он заговаривал об отставке, так как не желал принимать на себя ответственность за заведомо безнадежное дело, но медлил и не уходил — уж очень не хотелось признавать свое фиаско. В его голове мелькали новые планы: отправить императора учиться за границу… приискать где-нибудь в Германии профессора, разбирающегося в тонкостях охоты, чтобы просвещал Петра во время его излюбленного занятия… Разразившаяся вскоре катастрофа положила конец и этим планам, и самому наставничеству Остермана.

Вечно обеспокоенные укреплением своего влияния на юного государя Долгорукие пошли ва-банк и надумали связать Петра со своим семейством нерасторжимыми узами. С этой целью ему в буквальном смысле «подложили» в постель красавицу Екатерину Долгорукую, родную сестру камергера Ивана.

Утром, протрезвев и проспавшись, четырнадцатилетний Петр узнал, что «как честный человек» должен теперь искупить «миг увлечения» женитьбой, ибо «похитил у молодой особы то, что вернуть было отнюдь не в его власти».

Эта перспектива, кажется, вразумила Петра. Впервые в жизни он задумался над последствиями своих поступков. Невеста была на четыре года старше; он не любил ее, но Долгорукие наседали, а Петр был «честный человек». День свадьбы назначили.