При царе Алексее царевнам дозволялось и кататься по городу (в закрытых возках), и присутствовать на театральных представлениях (в закрытой решетками ложе), и даже из укрытия наблюдать за охотой.
Вместе с тем, чем старше становились девочки, тем жестче действовали для них запреты на общение с противоположным полом и на появление на людях, зато продолжительнее и строже становились требования к их благочестию: они держали много суровых постов и выстаивали ежедневные утомительные церковные службы.
В тринадцать-четырнадцать лет у царских дочерей наступал брачный возраст, однако надежды на замужество у них практически не было. Царская дочь могла выйти только за православного и только за ровню — царского сына. За своего подданного — «холопа» — отдавать царевну было зазорно: это царь мог жениться хоть на простолюдинке — и она становилась царицей; царевна же, выйдя за простого смертного, сама становилась простолюдинкой. Равных же ей по положению православных женихов, за отсутствием самостоятельных православных царств, не имелось. Оставалось пытаться искать женихов на чужбине, притом таких, которые согласны были бы «переменить закон», т. е. перейти в православие. Некоторые попытки в этом направлении делались. Иван III выдал свою дочь Елену за великого князя Литовского Александра. Борис Годунов также намеревался выдать дочь за иноземного принца, но тот умер незадолго до свадьбы. Ирина Михайловна, старшая дочь Михаила Федоровича, была просватана за датского принца Вальдемара, но брак так и не состоялся, так как принц исповедовал лютеранство и наотрез отказался принять православие. Принца пытались взять измором; его содержали в Кремле как узника; он несколько раз пытался бежать, но безуспешно. Как бы то ни было, Вальдемар не уступил. Ирина осталась вековухой, а принца отпустили домой только после смерти царя Михаила в 1645 году.
Таким образом, большинство царских дочерей оставались навеки девицами, призванными провести жизнь в теремном затворничестве и посвятить ее благочестивым делам. Они общались преимущественно с представителями духовенства, покровительствовали монастырям и отдельным храмам и непрестанно молились за свою землю и за грехи отца и братьев.
Как мы видим, царские дети должны были расти, надежно спрятанными от дурного глаза и житейских бурь. Их растили, как комнатные растения, не знающие ни голода, ни жажды. Их почти не касались людские пороки, зависть, злость и недоброжелательство: если дети и видели что-то подобное, то лишь во взаимоотношениях своей челяди. Почти отсутствовали и сильные впечатления: дети надолго (а девочки навсегда) помещались во внутридворцовое «мелкотемье», в замкнутый и душноватый мирок теремов с их постоянным набором лиц, событий и обстоятельств.
