Близко к полдню. Анна давно отдыхала в лодке, у самого дальнего конца пруда, где берег зарос густыми, низкими кустами. Захотелось на солнце. Не повернув лодку, лениво взялась за весла, стала грести кормой вперед.
Выехали на середину. Оттуда, вдали, уже виден узкий мостик; она заметила на конце его, у самой воды, светлую фигурку. Догадалась: Леша. Когда отвязывала от мостика лодку, его там не было. А теперь сидит, и завтра будет сидеть, и послезавтра, с идиотским беззлобием и терпением веря, что Бог ему жареную рыбу может на шпильку нацепить.
Тоска ее взяла. «Скажу все, наплевать, пусть ревет, нельзя же, правда, глупости». А потом снова: «Нет, не стоит. Не поверит; он ведь малоумный какой-то… Нет, и не то. А жалко его, вот главное…»
Сама не знала, что думала. Бросила весла. Но лодка медленно двигалась к мостику, пруд был проточный, и посередине шло заметное течение. Вот уж и совсем хорошо видно Лешу. Стоит у края, коричневая голова шариком, непокрытая, и палка с веревкой в руке.
Заметил Анну и лодку. Вдруг закивал, заулыбался и что-то крикнул. Анна не расслышала.
— Чтоо?
Лодка была еще совсем далеко от мостика, тихо скользя по самой середине пруда. Леша прислонил палку к перилам, сложил руки рупором, и, на этот раз, Анна явственно расслышала веселый его крик:
— Скажи — с верой — чтобы я — к тебе — шел. Я — с верой — пойду — пойду.
Девочка вскочила так, что лодка дрогнула под ней, закричала, махая тонкими руками, и увидела последнее, что явственно помнит: голую Лешину ногу в короткой парусиновой штанишке и в сандалии, ступающую с мостика прямо в черную воду.
А потом было что-то странное, ни на что не похожее, притом такое быстрое, что будто и не было его: ужас, ожог, темнота, сверкание, усилие, тяжесть, легкость — и не одно за другим, а будто все сразу, вместе…
Сидели рядом, мокрые, и непонимающими глазами смотрели друг на друга.
— Ты здесь? — сказала, наконец, Анна.
— Да, а ты?
— Мостик далеко. Это не тот берег.
— И лодка уплыла. Вон она где!
Еще помолчали, озираясь. Анна хотела собраться с мыслями. Не могла.
— Разве я тебя вытащила? Как же? Я разве плавать умею? У Леши стучали зубы. Помолчав, залепетал:
— Я усумнился… А ты за руку. Но почему в лодку меня не взяла? Вот и сама мокрая.
— Постой, молчи, я не знаю, да это пока все равно. Теперь ты сними с себя мокрое, до рубашки, а в рубашке садись прямо на солнце. Я тоже сниму. Здесь ивы, а на солнце живо высохнем. Да, пожалуй, и рубашки снимем, так скорее, никого ведь нет.
