- Почему же я ее понимаю? Ведь она не на русском, а на венгерском сочинена, так?
- Не знаю, - ответил Ковач. - У меня почему-то получается петь ее так, что она становится понятной на всех языках.
- А ты сам был в Америке? - спросил я.
- Был, - ответил он.
- Ух ты! И как там?
- Я не знаю.
- Как же ты можешь не знать?
Да, от Ковача голова иногда начинала идти кругом.
- Я там был очень давно, - объяснил он. - Я не знаю, как там сейчас. Может быть, совсем непохоже на то, что я видел когда-то.
- А-а-а, понятно. Так бы и сказал!
- Я так и говорю. - Он ответил мне без обиды, без раздражения, без усталости от моих вопросов. Можно сказать, обозначил факт - и все.
Мы вышли на реку. Вдоль берега сверкали разноцветные фонарики, вокруг большой проруби, очищенной от наросшего за сутки тонкого льда, горели прожекторы, из палаток доносилась музыка, а чуть подальше, на отгороженном, чтобы никто не улетел с разбегу в прорубь, катке кружилось множество конькобежцев. Среди них я разглядел Ваську и пожалел, что не взял коньки.
У проруби прохаживался местный батюшка, здоровенный и бородатый. Он всего года три как к нам приехал, во вновь открытую церковь на восточном берегу.
- Эй! - взывал он. - Кто еще хочет окунуться в самую святую воду в году? Кто еще хочет смыть грехи всего года?
Из проруби выбрался очередной «морж», и в воду сразу полезли мужик и баба, оба довольно объемные. Окунувшись, они вылезли и сразу убежали в палатку, прихватив свою одежду, и еще трое или четверо человек стали раздеваться у края проруби.
- Вот! - показал я. - Знаешь, очень хочется окунуться, но при этом жутко страшно!
- Такое бывает, - сказал Ковач, ступая на лед.
Я последовал за ним, и мы подошли к проруби.
- Значит, надо окунаться? - спросил Ковач.
- Нет, - я немного растерялся, - не обязательно. Просто это здорово! Наверное, здорово, если решиться.
Ковач кивнул и, подойдя к краю проруби, стал раздеваться. Он разделся до плавок, и его тело на морозе смотрелось абсолютно литым. Не сказать, что у него бугрились мускулы - таких мускулов, как у культуристов, у него не было. Скорее он был похож на дельфина или космическую ракету - на нечто обтекаемое и при этом неудержимое в своей мощи.
Раздевшись, Ковач спокойно подошел к лесенке и без колебаний стал спускаться к воде.
- Вот герой! - провозгласил священник. - Посмотрите на этого героя!
Ковач повернул голову, кивнул ему и, оттолкнувшись от лесенки, погрузился в воду.
И сразу же исчез с головой! Кто-то ахнул, а кто-то и вскрикнул от испуга. Священник застыл с крестом в поднятой руке, и мне показалось, что сквозь морозный румянец на его лице проступила бледность.
