Метель замела поутру.
Днем снежный вихрь безраздельно хозяйничал на земле. Немного затих пополудни, но к вечеру будто обрел новую злую силу.
За окном страшно выло, метался во тьме обезумевший снег.
Казалось — не будет этому конца.
До той поры не уймется непогода, пока не превратится земля в одну безмолвную снежную равнину.
Холодную. Безжизненную. Безразличную.
В комнате — маленькой светелке с низким потолком — жарко натоплено, громко трещат, сгорая в печи, поленья, мерно гудит прожорливое пламя.
Плавятся свечи, зыбкое золотое сияние заливает пространство.
Слабо подрагивает крохотный огонек лампадки у святых образов.
Тепло, уютно.
Но — неспокойно.
Громко хлопает оторвавшийся где-то ставень.
Сильно вздрагивает, пугливо оглядывается Душенька.
— Что ты. Душенька, голубушка? Чего испугалась?
Это ветер.
— Боязно, Ванюша…
Душенька, Евдокия Сазонова, крепостная актриса князей Несвицкий, улыбается робко и будто виновато.
Ах, эта слабая, кроткая улыбка!
Всякий мужчина, к которому хоть раз она была обращена — пылкий юноша или глубокий старец, простолюдин или вельможа, — испытывал вдруг необычайное душевное волнение, нежность и странное, необъяснимое чувство ответственности за хрупкое, воздушное существо, чей взгляд из-под пушистых ресниц был таким доверчивым и одновременно пугливым.
Что за ангелы слетели с небес, наделяя бесценным даром — этой легкой улыбкой, обезоруживающей вся кого?
И — кого?
Крепостную холопку, дочь раба и рабыню уже по рождению.
Не иначе ошиблись ангелы.
Но дары были щедрыми — кроме дивной улыбки наделили девочку нежным, тонким лицом и глазами огромными, ярко-синими, бездонными.
Щеки ее были бледны, едва тронуты слабым румянцем, но тому, кто глядел на Душеньку, казалось, будто нежное лицо светится изнутри — таким чистым и светлым оно было.
Темно-русые волосы замечательно густы, и коса — когда стала она заплетать косы — в обхвате оказалась шире, чем запястье.
Стан был тонким, ручки и ножки трогательно маленькими, изящными.
Словно и впрямь обозналась природа, передав про столюдинке то, что — по всему — предназначено было знатной барышне.
Однако ж на этом не остановилась.
Нрав у девочки был тихим, кротким — за то и про звали Душенькой, — но талант, открывшийся еще в раннем детстве, — удивительным.
В хороводе заметно отличалась она от сверстниц — так стремительна была и легка, что казалось, не пляшет — летит над землей, не примяв и травинки точеной ножкой Скоро заприметили Душеньку дворовые люди, доложили старому князю.
