Каретная Садовая. Женская гимназия Л. Ф. Ржевской.
Павловскому И. Я., 15 (27) сентября 1897>*
2106. И. Я. ПАВЛОВСКОМУ
15 (27) сентября 1897 г. Биарриц.
Дорогой Иван Яковлевич, я ничего не имею против меблирован<ных> комнат>*; было бы не очень высоко и ничто бы не стесняло меня в моих правах уходить и приходить когда угодно. О том, когда приеду в Париж, телеграфирую, но… не надоел ли я Вам? Ведь Вы работаете, а я веду праздную жизнь — это должно неприятно раздражать Вас. Очень, очень боюсь надоесть Вам. Погода чудесная, не скучно. Жму руку.
Ваш А. Чехов.
27 сент.
Хотяинцевой А. А., 17 (29) сентября 1897>*
2107. А. А. ХОТЯИНЦЕВОЙ
17 (29) сентября 1897 г. Биарриц.
Вы, многоуважаемая художница, спрашиваете, тепло ли здесь. В первые дни, когда я приехал сюда, было холодно и сыро, теперь же мне жарко, как в моей духовой печке>*. Особенно жарко бывает после завтрака, который состоит из шести жирных блюд и целой бутылки белого вина. Самое интересное здесь — океан; он шумит даже в очень тихую погоду. С утра до вечера я сижу на grande plage’е[8], глотаю газеты, и мимо меня пестрою толпою проходят министры, богатые жиды, Аделаиды>*, испанцы, пудели; платья, разноцветные зонтики, яркое солнце, масса воды, скалы, арфы, гитары, пение — все это вместе взятое уносит меня за сто тысяч верст от Мелихова.
Когда же Вы в Париж? Там хорошо теперь.
На днях в Байоне происходил бой коров>*. Пикадоры-испанцы сражались с коровами. Коровенки, сердитые и довольно ловкие, гонялись по арене за пикадорами, точно собаки. Публика неистовствовала.
Здесь К. Маковский. Пишет дам.
Будьте здоровы. Поклонитесь Вашей матушке и брату и поминайте меня в своих молитвах. Спасибо за письмо.
Ваш А. Чехов.
17 сент.
На конверте:
Russie. Moscou. Москва. Сивцев Вражек, <дом Са>рандинаки,
Александре Александровне Хотяинцевой.
Мизиновой Л. С., 18 (30) сентября 1897>*
2108. Л. С. МИЗИНОВОЙ
18 (30) сентября 1897 г. Биарриц.
18 сент.
Милая Лика, Ваше письмо получил вчера и, конечно, был очень порадован>*. Вы спрашиваете, тепло ли мне здесь, весело ли. Пока мне хорошо. По целым дням я сижу на солнышке, думаю о Вас и о том, почему Вы так любите говорить и писать о кривобоких; и подумавши, я решаю, что это Вы оттого, по всей вероятности, что у Вас у самой бока не в порядке, Вы хотите дать понять это и понравиться.
Здесь очень тепло, жарко даже, но это будет продолжаться недолго, и не сегодня-завтра я почувствую себя как в Мелихове, т. е. не буду знать, куда мне уехать. Всем сердцем моим стремлюсь в Париж, но там скоро начнется сырая осень, меня погонят оттуда, и, должно быть, придется ехать в Ниццу или в Больо, что возле Ниццы. Если будут деньги, то из Ниццы через Марсель поеду в Алжир и в Египет, где я еще не был. А Вы когда же в Париж? Когда бы Вы ни приехали, во всяком случае дайте мне знать, я приеду на вокзал встретить Вас. Встречу Вас очень любезно и буду стараться не замечать Вашего кривого бока и, чтобы доставить Вам истинное удовольствие, буду говорить с Вами только о сыроварении.
