15 сентября с утра снова получили задание днем отвезти и сбросить на парашютах груз партизанам в тот же район.
На этот раз готовимся лететь на задание двумя экипажами. Кроме нашего экипажа, на другом самолете подготовился к полету опытный летчик — заместитель командира второй эскадрильи старший лейтенант Николай Голенко со штурманом Иваном Дьяченко. Самолеты и экипажи подготовлены, груз подвешен, но нет погоды. С утра стоит низкая, почти до земли, облачность. В ожидании вылета оба экипажа расположились под крылом нашего самолета.
— Разрешите к вашему шалашу, — усаживаясь на чехол, сказал Голенко.
— Милости просим. Только с тобой ухо надо держать востро, — ответил штурман Желонкин.
— Почему?
— Грабишь ты нашу эскадрилью. Забрал в свой экипаж Дьяченко и Жданова прихватил.
— Не наговаривай на меня, Федя. С Иваном Дьяченко мы стали друзьями по несчастью. В первом вылете погибли мой штурман и радист, а у Ивана летчик и радист. Так что сама судьба свела нас в один экипаж. А Жданова в наш экипаж дали, потому что Осипов неделю болел, — оправдывался Голенко.
— Ну и экипаж, с бору по сосенке. Прыгуны собрались, — продолжал Желонкин шутливо подзадоривать Голенко.
— Мы прекрасно понимаем друг друга.
— Понимаете или условились, что понимаете, и вам все ясно? А я что-то стал плохо отличать очевидное от совершенно темного, — не унимался Желонкин.
— Это у тебя, Федя, наверное, от ночных полетов.
— А у тебя, Коля, иллюзия ясности оттого, что начитался ты при подготовке в академию Лапчинских, разных Ружеронов и Клаузевицев и тебе кажется, что на войне тебе все понятно, и ты счастлив, что как будто все понимаешь.
— Нет, я не такой счастливчик, как корреспонденты газет, легко объясняющие все сложности современного положения и исторические события.
— Вся прошлая история войн не стоит бумаги, на которой она написана, а тем более времени, затрачиваемого на ее изучение.
— Почему, Федя?
— Потому что у немцев, например, прошлые сомнительные успехи порождают надежды на новые безнаказанные захваты, вызывают манию величия и делают их самоуверенными, жестокими и послушными исполнителями воли изувера Гитлера, — сказал Желонкин.
— Ну, я с тобой не согласен. История учит и предупреждает от ошибок.
— Ерунда! Военная история что захочет, то и оправдает, — сказал Желонкин.
— Но есть же уроки истории, — не сдавался Голенко.
— Есть, но из этих уроков можно взять любую тактику и любой образ поведения. Если, Коля, ты собираешься в настоящем и будущем действовать на основе некритического восприятия прошлого, ты погиб, — сказал Желонкин.
