Аристон посмотрел на Арисбу. Он ее не видел, было слишком темно, но он все равно посмотрел туда, где находилось ее лицо.
- Ну как, ты довольна? - спросил он.
- Довольная ли я? - рассмеялась Арисба. - И ты еще спрашиваешь? Держу пари, в последний раз меня слышали в Македонии! Клянусь козлоногим Паном и всеми его сатирами, никто бы не поверил, что всего пять недель назад тебе чуть не положили под язык обол, чтобы ты заплатил старому Харону за переправу через Стикс! Неутомимый - вот ты кто, мой господин! Неистощимый. Ну а сейчас полежи тут, как послушный сыночек Приапа, и подожди меня. Помолись Афродите. И Эросу. Попроси их привязать Эос к постели, чтобы она не могла разбудить брата-солнце. Я хочу, чтобы эта ночь длилась тысячу лет, ведь ты...
- О, перестань болтать, потаскушка, и впусти моего дядю в дом, - сказал Аристон.
Стало еще темнее. Стояла давящая жара. Звуки пробивались сквозь нее еле-еле, с трудом. Арисба торопливо спрыгнула с кровати и побежала, ее босые ноги зашлепали по плитам пола. Она направилась к двери, звякнул засов.
Затем Аристону показалось, что он заснул. И увидел сон. Он знал, что это сон, потому что теперь рядом с ним, обливаясь потом, лежала нагишом мать.
- Аристон, золотой мой мальчик, - тихо промурлыкала она. - Мой любимый, неистощимый...
Это было таким чудовищным святотатством, что он разорвал путы сна и, открыв глаза, увидел силуэт Арисбы, тень, шевелившуюся на темном фоне. Арисба стояла возле постели.
- Аристон! - позвала она. Ее голос звучал странно. Он не был похож на голос Арисбы. Он был низким и каким-то влажным... словно она плакала.
Но Аристон одурел ото сна и был очень раздражен, что ему привиделся такой кошмар. Он был разозлен и напуган.
- Иди сюда, шлюха! - сказал он. - Не трать зря времени!
Он грубо схватил ее за руку и рванул на себя. Она была в одежде. Причем даже в пеплосе и гиматии.
- Что происходит, во имя черного Аида? - воскликнул он. - Куда ты собралась? Клянусь Персефоной, я мигом сорву с тебя эти тряпки!
Сказав это, Аристон протянул руку и принялся раздирать на ней одежды.
- Аристон! - ахнула она. - Ты с ума сошел?
- О да! - усмехнулся он. - Сошел. Но разве в свинском мире быть свиньей - это сумасшествие? Когда все вокруг похотливые козлы, почему бы и мне...
Тут он осекся, и у него перехватило дыхание, ибо ее крики наконец достигли его сознания, и в мозг проникли такие знакомые, любимые интонации, врезавшиеся в память еще до его рождения, вошедшие в кровь через пуповину еще до того, как жестокая судьба вырвала Аристона из утробы матери, заставила, вопреки его страстному жела
