- Ты прав, мой господин, - согласился Тал. Орхомен вынул из-за пояса деревянную табличку, намазанную воском, и стило. С большим трудом, высунув язык, он принялся писать. Нацарапал число, указал место, где он повстречал илота, несшего на руках Аристона, записал еще некоторые подробности. Тал еле сдерживал улыбку. Он сидел за спиной илиарха и видел, что накарябано на табличке. С орфографией и грамматикой у Орхомена было из рук вон плохо. Этим грешили все спартанцы, даже мнившие себя очень образованными.
- Твое имя, илот! - потребовал илиарх.
- Меня зовут Тал, - сказал илот. Орхомен оторвался от таблички.
- Сомневаюсь, - сухо произнес он. - Ты ведь изменил свое настоящее имя, да?
Тал поглядел на булыжники мостовой. Потом поднял глаза.
- Да, - просто ответил он.
- Раньше тебя звали Флегий, не так ли? Из-за волос...
- Флогий, мой господин, это почти одно и то же. А затем я переименовал себя в Тала. Это больше подходит к моему положению. Ты со мной согласен, добрый илиарх?
- Соглашаться с илотом для солдата равносильно измене, - возразил Орхомен. - Ты же знаешь закон, собака!
- Да, - кивнул Тал. - Но еще я знаю людей.
- То есть? - не понял Орхомен.
- Ты добрый илиарх, не такой... твердокаменный, каким хочешь казаться. Этот закон... Что он на самом деле означает? Мы рабы и не в силах что-то переменить. Однако каждый год эфоры официально объявляют нам войну, словно мы вражеский полис...
- Вы относитесь к нам крайне враждебно, - сказал Орхомен.
- Но довели-то нас до этого вы! - спокойно возразил Тал. - Ибо не хотите понять, что человека нельзя держать в повиновении при помощи кнута.
- А как можно? - спросил Орхомен.
- Я думаю, любовью, - сказал Тал. - Но точно не знаю. Пока что ни в одном полисе люди не поумнели настолько, чтобы попробовать.
- Тал-философ! - насмешливо фыркнул Орхомен. Но издевка была притворной. Тал видел, что, невзирая на свой тон, илиарх заинтригован.
- В каком-то смысле - да, - сказал Тал. - Возьми хотя бы этот закон, илиарх. Разве он не служит невольным подтверждением вашей неправоты?
- Собака! - взревел Орхомен. - Да я тебя... Но голубые глаза Тала требовательно впились в лицо илиарха.
- Почему ты не хочешь выслушать, господин? - сказал он. - Ты же знаешь, что тебе представилась бесценная возможность. Поговорить свободно, начистоту всегда очень важно. Это больно, потому что, когда человека заставляют думать, ему больнее всего. Но я научился сносить сию боль. И теперь, даже в моем грязном рубище и в собачьей шапке, я остаюсь человеком.
