«Вам нужны деньги? — писал Фридрих Вольтеру в своей «поэме». — В таком случае позвольте мне стать Вашим Зевсом[62], представшим перед Вами золотым дождем, как он предстал перед Данаей»[63].
Вольтер отвечал, что потребуется немало золота, чтобы сдвинуть с места его превратившийся в рухлядь организм, и что вообще-то он не хочет денег, а желает лишь одного — умереть у ног своего великого и благородного друга. Однако он не только болен, но еще является камер-юнкером его величества короля Франции, и обязанность быть подле французского короля держит его на родине…
«Приезжайте и станьте у меня гофмейстером[64],— писал Фридрих. — Я повешу Вам на шею массивный золотой ключ. А на грудь прикреплю орден Заслуги, самый высокий знак отличия, который я имею право вручать».
«Ну а что Вы скажете по поводу всего моего хозяйства в Париже? — наносил Вольтер ответный удар. — У меня уходит тридцать тысяч франков на его содержание!»
«Оставьте все! — предлагал прусский король. — Что касается Вашей жизни здесь, в Пруссии, она не будет Вам стоить ни пфеннига. У Вас будут покои в моем дворце Сан-Суси, там прежде жил маршал Саксонский[65]. Что же касается питания, то моя кухня будет предоставлена в Ваше полное распоряжение и днем и ночью. Вам предложат все, что потребуется Вашему организму и чего только пожелает Ваша душа. Вам будет предоставлено все необходимое: на карманные расходы Вы будете получать двадцать тысяч франков в год».
Подумать только — двадцать тысяч франков в год! Целое состояние! И это лишь на карманные расходы! Руссо получал всего восемь тысяч франков.
«Но переезд — это такая дорогая штука», — настаивал на своем Вольтер.
«Хватит уговоров! — восклицает Фридрих в своей новой поэме, теперь он выделял еще шестнадцать тысяч франков на расходы, связанные с переездом. — Так как мой банкир в Париже, — добавляет он, — может и не принять договор, составленный в стихах, я высылаю Вам другой, в прозе, который он, я в этом уверен, оплатит золотом».
Но Вольтер все тянул с отъездом. Наконец король Пруссии не на шутку рассердился.
О том, до какой степени мог раздражать Вольтер Жан-Жака Руссо, можно судить по тому, как он доводил короля Фридриха ІІ. Тот однажды написал своему знакомому: «Ах этот Вольтер! В один прекрасный день мои телохранители влезут на гору Парнас и там хорошенько вздуют его кнутом! Обезьяна! Вот он кто. Эти манеры — точно как у обезьянки, и точно такая, как у нее, хитрость. Боже! Почему же такое противное животное так гениально?» Иногда король позволял себе обращаться с такими дерзкими словами непосредственно к Вольтеру: «Скажите мне, неужели Вы родились на покрытых льдом отрогах Кавказа? Может, Вы вскормлены сосцами дикой тигрицы? Что сделало ваше сердце таким твердым, холодным, как скалы Альп? Как Вы можете проявлять такую неблагодарность по отношению ко мне? Ко мне, который готов задушить собственными руками любого, кто посмеет поставить под сомнение Ваш гений?»
