- Это большой стыд для нас, - говорил он, - вы остановились в трактире, словно в деревне некому вас устроить.
Он был серьёзен, речь его текла размеренно. Мы отказались. Старик был задет, но не настаивал.
- Я выполнил свой долг, - сказал он, уходя, - а вы поступайте, как знаете.
Некоторое время спустя старейшина послал нам два круга сыра, корзину гранатов, глиняную миску с изюмом и инжиром и оплетённую бутыль раки.
- Вам привет от капитана Маврандони! - сказал работник, разгружая ослика. - Это пустяк, но от всего сердца, так он просил передать. Мы поблагодарили именитого человека в самых сердечных выражениях.
- Долгих лет жизни вам! - сказал посыльный, приложив руку к сердцу. Больше он ничего не сказал.
- Какой-то он неразговорчивый, - пробормотал Зорба.
- Гордый, - сказал я, - он мне нравится.
Мы уже подходили к дому, ноздри Зорбы радостно затрепетали. Мадам Гортензия, едва заметив нас, вскрикнула и вернулась на кухню.
Зорба поставил стол во дворе, в тени беседки из виноградных лоз с облетевшими листьями. Он нарезал толстыми ломтями хлеб, принёс вина, расставил тарелки и приборы. Хитро взглянув на меня, он указал на стол: там было три прибора!
- Ты понял, хозяин? - шепнул он мне.
- Понял, - ответил я, - я тебя понял, старый развратник.
- Из старой курицы самый наваристый бульон, - сказал он, облизываясь. - Я в этом кое-что понимаю.
Он бегал, напевая старые любовные песенки, ловкий, с блестящими глазами.
- Вот это жизнь, хозяин, настоящая жизнь. Послушай, я веду себя так, будто через минуту помру. Тороплюсь съесть свою курицу, пока не сыграл в ящик.
- За стол! - скомандовала мадам Гортензия.
Она принесла кастрюлю и поставила её перед нами. Заметив вдруг три прибора, она остановилась с раскрытым ртом. Вспыхнув от удовольствия, она посмотрела на Зорбу, и её маленькие голубые глазки заморгали.
- У неё горит в трусиках, - шепнул мне Зорба.
Затем крайне вежливо обратился к даме:
- Прекрасная морская нимфа, - сказал он, - мы потерпели кораблекрушение и волны выбросили нас в твоё царство, соблаговоли разделить с нами трапезу, моя русалка.
Старая певичка всплеснула руками, словно хотела сжать нас обоих в своих объятиях, грациозно наклонилась, коснулась Зорбы, затем меня, и, кудахча, побежала к себе в комнату. Немного погодя она вновь появилась, переваливаясь с боку на бок, трепещущая, одетая в свой парадный туалет: старое платье из зелёного бархата, всё вытертое, украшенное жёлтой потускневшей тесьмой. Её корсаж был гостеприимно открыт, в вырезе красовалась распустившаяся матерчатая роза. В руках у неё была клетка с попугаем, которую она повесила в беседке.
