Я быстро раскрыл томик Данте, спутника моих путешествий, чтобы не слышать и не проклинать ужасного демона. Листая книгу, я читал одно стихотворение, отрывок из другого, оживлял в памяти всю песнь целиком, и обречённые души со стоном сходили с пылающих страниц. Чуть дальше оскорблённые узники силились взобраться на высокую отвесную гору. А ещё выше, среди изумрудных лугов бродили блаженные души, похожие на сверкающих светлячков. Я расхаживал по этой ужасной обители, заходя то в Ад, то в Чистилище, то в Рай, словно бродил в собственных владениях. Я страдал, надеялся и вкушал блаженство, полностью отдаваясь чудесным стихам.
Захлопнув томик Данте, я посмотрел в сторону открытого моря. Одинокая чайка, сидя на гребне волны, поднималась и опускалась вместе с ней, предаваясь наслаждению. На берегу у самой воды появился загорелый босой юноша, он пел песнь о любви. Возможно, он предугадывал те страдания, которые она принесёт. Его голос срывался, как у молодого петуха.
С давних времён люди пели песни на стихи Данте. Подобно тому, как любовная песня настраивает юношей и девушек на восприятие большого чувства, так жгучие флорентийские стихи готовят итальянских подростков к борьбе за освобождение. Из поколения в поколение объединялись они с душой поэта, отвергая рабство.
Услышав смех за своей спиной, я разом спустился с вершин стихов Данте. Обернувшись, я увидел Зорбу, стоящего позади меня и смеявшегося от души.
- Что это за манеры такие, хозяин? - крикнул он. - Вот уже несколько часов, как я тебя повсюду ищу.
Я не отвечал и не двигался, и он снова закричал:
- Уже давно полдень пробило, курица-то уже готова, она скоро совсем вся растает, бедняжка! Можешь ты это понять?
- Я понимаю, но я не голоден.
- Ты не голоден! - сказал Зорба, хлопая себя по бёдрам. - Но ты ничего не ел с утра. Нужно заботиться о своём теле, дай ему поесть, хозяин, дай ему пищу, это ослик, который везёт нашу повозку. Если ты его не накормишь, он бросит тебя на полпути. Уже многие годы я презирал плотские радости, и если это было удобно, старался есть тайком, словно совершал нечто постыдное. Тем не менее, чтобы Зорба не ворчал, я сказал:
- Хорошо, я иду.
Мы направились к деревне. Часы, что я провёл среди скал, пролетели, как мгновения любовной страсти. Я ещё чувствовал на себе обжигающее дыхание флорентинца.
- Ты подумал о лигните? - спросил Зорба с некоторой нерешительностью.
- А о чём другом мне, по-твоему, думать? - ответил я со смехом. - Завтра мы должны начать работу, требовалось сделать расчёты.
