— Сукин сын, — высказалась Дебора. Логично, не поспоришь. — Сучий сукин сын… Трое за день!
— Мы еще не знаем, есть ли между ними связь, — осторожно поправил я.
Сестра сердито вспыхнула.
— Хочешь сказать, у нас тут два урода бегают одновременно?!
— Маловероятно, — признал я.
— Еще как маловероятно! А мне вот-вот придется собственную задницу подставить и капитану Мэттьюсу, и каждому журналюге на Западном побережье!
— Вот вы все повеселитесь, — откликнулся я.
— И что я им буду говорить?
— Мы рассматриваем несколько версий. Постараюсь вскоре сообщить вам кое-что определенное, — отбарабанил я.
Дебора вытаращилась на меня огромными глазами очень злобной и зубастой рыбины.
— Эту ересь я и без тебя помню! Эту ересь помнят даже журналюги! А капитан Мэттьюс вообще это сам придумал!
— А тебе какой ереси хочется?
— Такой, какая объяснит мне, в чем тут дело, ты, дурак!
Я пропустил сестринские обзывания мимо ушей и внимательней оглядел нашего нового приятеля — любителя природы. Тело было усажено в тщательно выверенной, расслабленной позе — кто-то очень постарался. Мне вновь отчетливо подумалось, что поза после смерти здесь важнее, чем само убийство. Я немного встревожился, хотя Темный Пассажир лишь насмешливо хихикал. Как если бы кто-то признался, что затеял нелепую и путаную постельную борьбу исключительно ради того, чтобы после закурить.
А еще мне не нравилось, что и на этот раз, совсем как в предыдущий, еще у тех, первых выложенных напоказ трупов, мой Пассажир не давал мне никаких подсказок — только веселился в глубине, сам с собой.
— Дело тут, по-моему, в том, — нерешительно начал я, — чтобы сделать некое заявление.
— Заявление, — повторила Дебора. — Какое такое заявление?
— Не знаю.
Дебора смотрела на меня чуть дольше, чем нужно, затем покачала головой.
— Какое счастье, что ты мне помогаешь!
Я не нашелся что ответить, не придумал подходящей колкости.
Тут в наш тихий и укромный уголок ворвалась целая команда лаборантов-криминалистов, и все принялись фотографировать, измерять, собирать какие-то пылинки и заглядывать во все щели в поисках улик. Дебора сразу отвернулась от меня, заговорила с Камиллой Фигг, одной из самых дотошных лаборанток нашего управления, а я остался в одиночестве — страдать, что подвел собственную сестру.
И наверняка страдал бы просто ужасно, будь я способен на угрызения совести или другие травмирующие человеческие чувства, но я для такого не создан и посему ничего не почувствовал… Ничего, кроме голода. Тогда я отправился назад, к воротам парка, и стал болтать с Мелцером, дожидаясь, кто бы подбросил меня на Саут-Бич. Я ведь утром там оставил свой лабораторный чемоданчик и еще даже не начинал искать брызги крови.
