Сталин: посвящение волхва | страница 50
Я вырос в комплексе корпусов для элиты сталинской профессуры. В наших домах разница в двадцать лет вообще была почти нормой. Мои родители тоже с такой же разницей в возрасте. Правда, эту разницу я до того как взялся за эту главу, считал ужасной: мать это очень осуждала. Двадцать лет — какой, дескать, кошмар! Эх, как на много лет мне мать перекрыла этот канал к ведению о путях к СЛТ!
Всего лишь двадцать, а тут — тридцать восемь! Правда, с точки зрения архетипа «родители Последних» Георгий явно имеет преимущество перед профессорами-технарями, часто кабинетного типа: Север, Заполярье, волки, Сталина понимает, Меняйлова читает и похваливает.
Но тридцать восемь ещё не предел. Наибольшая разница из мне известных — пятьдесят два или пятьдесят три. Это пример из девятнадцатого века. Писатель, фамилию никак не вспомню. У них и дети были. То, что он был счастлив, понятно со всех точек зрения, включая и жидовскую, но ведь счастлива была и она!
Разница в возрасте на примерах, которые я видел по жизни, нарастает в ряду:
простой человек;
профессор- технарь;
руководитель общины язычников;
писатель.
Скажите, а вы не обращали внимание, что в европейских фильмах из сильных (пусть и не популярных) пару «старец — дева» всегда показывают на материале романтического писателя? Не обращали? А я вот обратил. Последний такой фильм, который смотрел, «История обыкновенного безумия» Марка Феррери.
А чем писатель предпочтительнее столь уважаемых мною технарей-профессоров? А писатель предпочтительнее тем, что он единственный, кто профессионально исследует странности любви. Глубокие писатели — профессионалы мечты. А мечта (ГТ-М) — «врата к смыслу жизни», «путь к деве», «совокупный учитель» или «главный учитель». При определённом направлении подобный писатель, как и Михаил Пришвин, близко подберётся к Культу Девы, он же культ Личности, он же культ Героев, он же исконная вера. Для девы (жрицы) писатель — из достижимых объектов просто предел мечтаний. Тень отца Последнего.
Именно поэтому, когда в фильмах и, видимо, в не очень тиражной европейской литературе явлена бывает рассматриваемая пара «старец — дева» на материале писателя-романтика, зритель и читатель внутренне вопиёт: