Гарольд вскочил и пошел к двери. Но Эстер остановила его.
— Ты куда?
— К телефону. Сейчас вызову двух врачей, и они удостоверят, что ты помешанная.
Эстер опять расхохоталась.
— Что ж, вызывай! Но они скорее тебя признают помешанным. А я все равно от тебя уйду.
— То есть как уйдешь?
— А вот так. Уложу сейчас чемодан и уйду из этого дома. За остальными вещами пришлю завтра. Надеюсь, что позволишь мне взять свои платья?
— Что за вздор! У тебя нет ни гроша — как ты будешь жить?
— Это уж мое дело. Да, кстати…
Она сняла обручальное кольцо и положила его на стол.
— Возьми. Оно мне больше не нужно.
— Так ты намерена бросить мужа и ребенка? Эй, смотри, Эстер! Есть суд и закон!..
— Никакой суд и закон не заставят меня еще хоть день прожить с тобой. А с Элен я и не собираюсь расставаться. Оставить ее в твоих нежных когтях? Ни за что! Она уйдет со мной.
— Нет, не уйдет!
Эстер, ничего не ответив, пошла к себе в комнату и стала укладываться. Она еще вся дрожала от нервного напряжения после сцены с мужем, но была полна решимости и даже радостного возбуждения. Она так часто обдумывала, как будет действовать, если у нее когда-нибудь хватит духу уйти от Гарольда, что у нее уже был готов план. Она слышала, как в гостиной Гарольд шагал из угла в угол, натыкаясь на стулья и чертыхаясь при этом. С насмешкой, но и с некоторым облегчением Эстер подумала, что он не выполнил своей угрозы и не позвонил никаким врачам. Значит, он теперь боится ее. Уложив чемодан, она пошла в комнату дочери и стала укладывать ее вещи. Элен вернулась в ту самую минуту, когда мать закрывала второй чемодан. В гостиной раздался ее голос:
— Что случилось, папа? Ты плачешь?
Эстер вошла в гостиную и увидела, что Гарольд несколько мелодраматично прижимает дочь к груди.
— Это твоя мать довела меня до слез, твоя грешная, скверная мать! — сказал он. — Не знаю, в уме ли она. Объявила мне, что бросает нас с тобой.
— Не вас, а только тебя, — спокойно поправила его Эстер. — Я уже уложила свои и твои вещи, Элен.
Девушка высвободилась из объятий Гарольда.
— Так это правда? Ты уходишь, мама?
— Ухожу, дорогая.
— Но почему?
— Потому что она негодная женщина. Она недостойна жить в одном доме с чистой, невинной…
Эстер не дала ему договорить.
— Ни к чему тебе, Элен, разбираться во всех этих гадких делах, — сказала она громко и спокойно. — Я давно задумала уйти отсюда — и вот теперь мы уйдем, я и ты. Ты готова?
— Нет, я знаю, ты останешься, Элен, и будешь утешением твоему бедному папе, который так несчастен и так любит тебя!
