— Го-го-го-го! — не выдерживаю я и кричу в безмолвный простор.
«Го-го-го-го!»— затихает эхо вдали,
Кончился день моего рождения. В небе уже блестели звезды, и где-то далеко на марях трубили изюбры, когда я подходил к бараку. Через речку светился огонек нашего жилья. Я крикнул лодку, и первым приветствовал меня лаем Букет.
Поутру начались приготовления к отъезду. Сузев решил забрать с собой в деревню всех норок и оставить их там на чье-нибудь попечение до приезда работников зообазы. Переправить их в город можно было самолетом, и он надеялся, что директор не замедлит прислать своего зверокурьера.
Устроить на лодке банду маленьких беспокойных хищников оказалось делом нелегким. Норки метались, сердито и пронзительно кричали, и как мы ни старались разместить их поплотнее — надстройка поднялась высоко над бортами, создавая опасный центр тяжести. Наконец все было уложено, и Сузев с Димкой забрались в лодку. Я опять оставался один. У моих ног стоял Букет, призванный разделять мое одиночество. Глядя на оживленные лица друзей, я испытывал непонятное чувство грусти. То ли от сознания того, что они едут к людям, то ли от предчувствия чего-то, но только тоскливо и печально было у меня на душе.
Заняв место рулевого, Сузев потоптался на корме лодки, поправил свою затасканную шляпу и, подняв непомерно длинный для своего роста шест, оттолкнулся от берега. Подхваченная течением лодка помчалась по воде.
— Пойдем, Букет, — сказал я своему лохматому другу, и он побрел за мной к бараку.
Из дневника экспедиции
«II октября.
Завтра будет неделя со дня отъезда Сузева и Димки. Начинаю беспокоиться. Продукты кончаются: осталось немного картофеля и горсть муки — буквально на пару лепешек. В общем, два дня протяну. А если они не приедут за эти два дня? Тогда моему положению не позавидуешь: на белках и рябчиках долго не протянешь. Впрочем, это виды на худшее. Помнят же они, что тут остался живой человек!
Вчера ходил на охоту, видел белок, колонков, но ни одного шелудивого поросенка. Возвращаясь, не заметил, как сбился с пути и вышел к Перевальной в трех километрах от барака. Пришел уже затемно, подкрепился остатками борща и лег спать. Сегодня пробежался только по ближним ловушкам. Погода дрянная, да и вчера устал порядочно. Видимо, с норками закончено…
13 октября.
Эти молодчики, очевидно, думают, что кормиться ежедневно мне вовсе не обязательно. У меня осталось восемь картошек и полгорстки муки. Это более чем мало, но не было бы и этого, если бы я не затянул ремень на последнюю дырку. Букет тоже переживает кризис; я хоть нет-нет — да и поклюю то орехи, то ягоду, а у него дело хуже: орехи еще не научился щелкать, перебивается, кажется, на мышах. Все чаще в голову лезут дурные мысли. А вдруг с ними что-нибудь случилось? Батехинский залом — опасная штука. Перевернись в нем — и можно считать себя покойником.
