К этому времени морось кончилась, выглянуло солнце и по зеленой листве рассыпались веселые пятна света. Возвращаться в барак не хотелось, и я пошел вверх по распадку небольшого ключика, впадавшего в Медвежий. Его топкие берега поросли хвощом и были сплошь изрыты дикими кабанами. На склонах распадка росли дубы, увешанные созревавшими желудями.
Чем выше я поднимался, тем глуше становилась местность. Порой заросли бересклета, дикого винограда и лимонника становились передо мной непроходимой стеной. Присев отдохнуть, я вдруг услышал шум, доносившийся с верховьев. Он приближался ко мне, и я снял затвор карабина с предохранителя. Все ближе невидимый зверь и все сильнее и сильнее стучит сердце… Не доходя до меня метров тридцать, зверь остановился, и вдруг тревожное «фф-у-у, фф-у» разнеслось по лесу. Кабан бросился наутек. Я удивился столь острому чутью зверя, пока мой взгляд не упал на брошенный окурок, предательски дымивший во мху. Возвращаясь в барак другой дорогой, залез в такие заросли, что, когда после получасовой борьбы в злости упал на них, они держали меня в воздухе, как в гамаке.
Возле барака хлопотали Заяц и Карабанов. Они приспособили бывшую баню под коптильню и принялись за производство окороков.
Шуму и разговоров в юг вечер было много. Сузев, по случаю открытия промысла, налил всем по стопке, и вскоре в нашем доме стоял хвастливый галдеж. Наш командир суетился больше обычного; захмелевший Димка убеждал Зайца, что скоро на Перевальной будет норковая ферма, а слушавший их разговор Карабанов только отмахивался:
— Ерунда… мясо надо… мясо.
Два десятка ловушек нас, конечно, не устраивали, и утром мы, отправившись в свой первый промысловый вояж, оставили Зайца и Карабанова разыскивать материал для самоловов.
С нетерпением шел я к первой ловушке, но приманка оказалась целой. Норка больше не пришла, и это было вполне естественно. Мне бы тоже на ее месте не захотелось лезть второй раз в подозрительный ящик. Только шестая ловушка оказалась закрытой. Радостно нагнувшись к ней, я постучал пальцем по крышке. Внутри было тихо. Я припал глазом к щелке, но сколько ни присматривался, ничего не увидел. Тогда я взял ловушку и потряс ее. Внутри болталась протухшая приманка! Ловушка сработала вхолостую!
Сузеву, как и мне, не повезло. Зато Димка появился нагруженный половиной своих самоловок. Одна была в рюкзаке, две другие он держал под мышками. Мы окружили его почетным эскортом и, награждая всяческими похвалами, поспешили с ним в барак к пересадочной клетке. Клетка представляла собой большой ящик, затянутый с одной стороны металлической сеткой. С большой осторожностью открыли первую ловушку, и в клетку серым комом шлепнулся… еж. Самый обыкновенный колючий еж. Все слегка растерялись, и Димка больше всех. Вслед за первым ежом в клетку последовал второй.
