— Он живой!
Мнимый убитый вскочил и как бешеный помчался к другому берегу.
— Перехитрил он меня! — воскликнул я и весело засмеялся.
Но часовой схватил ручной пулемет и, выпрямившись, дал очередь. Русский солдат снова упал, но не так, как прежде. Он, извиваясь, прополз несколько метров, а потом застыл, протянув руки к уже близкому берегу. Его товарищ еще раз попытался высунуться, но пулеметная очередь заставила его снова спрятаться в кустарнике. Я подумал: «Теперь пусть дожидается ночи, только ночь его спасет». Мне даже хотелось ему это крикнуть.
Ярко светило солнце, все вокруг было светлое, прозрачное, лишь на сердце — тьма. Непроглядная тьма штормовой ночи в океане цвета дегтя. Вдруг раздался адский грохот, и под ногами у меня задрожала земля. В траншею посыпался снег, огненные плуги избороздили небо над нами, и с противоположного берега ввысь поднялся столб дыма, заслоняя солнце. У земли этот столб был желтый, а в вышине — черный. В глазах часового, как в зеркале, отразился мой страх. Я заметался по узкой траншее, но страх сковывал меня, я не знал, что делать и куда бежать. Озирался вокруг в полнейшем смятении. И вот я увидел и услышал, как за опорным пунктом Ченчи раздались взрывы. «Это бьет «катюша», — пронеслось у меня в голове. О, господи, ну и страшная же штука! Раздалось еще два залпа, и оба раза я в ужасе задерживал дыхание. Наконец наша артиллерия открыла ответный огонь. Затем снова воцарилась тишина.
Я с надеждой ждал, что прибудет новый офицер и примет командование. Хоть бы мне удалось поспать с часок. А время шло. Я не представлял себе, что сейчас — утро, полдень или уже вечер. А было это пятнадцатого, а может, шестнадцатого января.
Я услышал громкий голос русского офицера. Разобрал несколько слов: Родина, Россия, Сталин, рабочие. Я тут же приказал одному из часовых обойти землянки и поднять по тревоге альпийских стрелков. Они торопливо выбежали, яростно чертыхаясь и щуря на солнце заспанные глаза. Все они пропахли дымом.
Я сказал:
— Без моего приказа огня не открывать. Приготовьтесь!
Снова наступила тишина, смолк и голос русского офицера. Мои солдаты приготовились к бою. Смолкли ворчанье, проклятия, поспешные шаги, щелканье затворов.
Русские поднялись, выбежали с опушки леса, взобрались на холм, а все вокруг молчало. С нашей стороны ни криков, ни выстрелов. Русских это озадачило. Потом они, верно, решили, что мы оставили позиции. Они сели на мерзлый снег и покатились вниз, к берегу реки. Когда первые из них оказались у подножия холма, я скомандовал альпийскому стрелку, который рядом целился из ручного пулемета:
