- Ой! - Анна всплеснула
руками, - не могу
я этого сказать!
Матом кричит,
как взрослый,
а ведь ему всего
четыре годика!
- Матом, значит?
- Я оторвал красную
ягодку, - И давно
так?
- Давно!
Таська и привезла
его сюда, потому
что врачи ничего
сделать не
смогли.
- А что
говорили-то?
-
Да, ну их к чертям
соб...! - Анна махнула
рукой, но заметив
мой сердитый
взгляд, осеклась,
еще раз перекрестив
рот.
- Ты бы меньше
чертыхалась,
Анна, - я постарался,
чтобы мой голос
прозвучал
спокойно и
строго - ты знаешь,
не люблю я, когда
в моем доме
чертыхаются.
- Ой, прости,
Серафим! Сама
не понимаю, что
говорю!
- Так
что врачи-то?
- Возрастное,
говорят. Мальчик,
говорят, впечатлительный.
Таська с мужем,
как собаки,
каждый день
лаются, вот он
и нервничает.
Говорят, пройдет,
- она жалостно
посмотрела
мне в глаза, -
А как пройдет?!
Он же почти не
ест, только
воду пьет целыми
днями, а жара-то
нет!
Я задумчиво
посмотрел на
нее. Последняя
фраза была
особенно неприятной.
Я прожевал
горькую ягоду,
почти не ощущая
ее горечи. Похоже,
дело было серьезным.
- Мы и к батюшке
Георгию ходили,
чтоб он над ним
молитву почитал.
Таська не смогла
- ей самой худо,
и она только
из-за ребенка
и держится,
чтобы не слечь.
Вот мы с ним
вдвоем и поехали
в церковь. Батюшка
молитву прочитал,
водичкой окропил
и отпустил нас
- сказал, все
хорошо будет.
Сначала вроде
и, правда, полегчало,
он даже кушать
захотел, а как
домой приехали,
все и вернулось.
Есть не может,
весь холодный
и только пить
просит и плачет.
А потом как
начнет ругаться
- хоть уши затыкай!
Только ночью
заснул. И со
вчерашнего
дня спит, - она
не выдержала
и сквозь слезы
произнесла,
- спит и кричит
во сне. А сам
весь мокрый
и холодный.
Я
протянул ей
ветку.
- Съешь-ка
ягодку, - я видел,
как ее рука
осторожно
дотронулась
до ветки, - оторви
и съешь, тебе
говорят.
Анна
быстро оторвала
ягоду и поднесла
ко рту.
- Ну! - Я
требовательно
посмотрел на
нее.
Женщина
быстро зажевала
красную ягоду.
Я наблюдал за
ее лицом. Горький
вкус калины
должен был
заставить ее
скривиться,
но выражение
лица женщины
почти не изменилось.
- Не горько? -
Спросил я, глядя
женщине в глаза.
-
Нет, не очень,
- с легким удивлением
ответила Анна.
Я
встал, она - чуть
не подскочила
на месте.
- Так,
Анна, возьми-ка
свечек, вон,
рядом с тобой
лежат, а я тут
соберу кое-что,
и пойдем, внука
твоего проведаем.
Как его зовут-то?
-
Данилкой, ба...,
- она испуганно
посмотрела
на меня, - Даниилом,
как отца моего,
царство ему
небесное.
