Колдун | страница 14




"Гвоздика - цветок волшебный -- богатство привлекает, и желания исполняет".


За гвоздикой последовал жасмин. Я прилежно повторял слова Серафимы, с самого детства врезавшиеся мне в память:


"Жасмин-цветок -- для мозгов, привлекает деньги и любовь. Зверобой   исцеляет, дарует счастье, мужество, любовь, защиту. Имбирь успех дарует, власть и любовь.


Мята колосистая -- к процветанию и деньгам, в поездках дальних помогает. Защищает и исцеляет. Корица к успеху, и побуждает к  добрым стремлениям. Кошачья мята, она  любовь дарит, счастье и мужество. Можжевельник -- он тоже к любви и защите"...


Я любовно собирал травы в банки, шепча их названия и магические свойства, а перед глазами стояло улыбающееся лицо бабки Серафимы, глядящей на меня синющими глазами, и повторявшей: "Учи травы, Серафимушка, в травах сила великая. Они от Земли-матушки, благодетельницы нашей и защитницы. От любой хвори и сглаза, порчи и томления есть своя трава. Чем больше ты будешь знать о них, тем легче будет людям помогать..."


Скрип калитки отвлек меня. Я прислушался: шаркающие шаги приближались к дому. Я посмотрел на дверь, пытаясь вспомнить, у кого в селе такая походка, но ничего не вышло - шаги казались какими-то неуверенными, словно шаги приговоренного, идущего к плахе человека.


В дверь негромко постучали. Стук был таким же, робким и неуверенным. Я подождал, пока стук повторится, и сказал:


- Входите, не заперто.


Дверь медленно отворилась, и в сени вошел высокий и широкоплечий Митька, сын Филиппа, нашего сельского кузнеца, умершего пару лет назад от горькой.

   Глядя в пол, Митька пробубнил:


- Дядя Серафим, я к вам...


- Вижу, что ко мне, - на память пришли слова Анны, что-то говоривший про него - то ли жениться собрался, то ли заболел. Она еще что-то говорила, но я не особенно прислушивался к ее словам - мне бы ее заботы.


- Ну, проходи, раз пришел, - сказал я, рукой указывая на освободившуюся от трав лавку.


Митька с сомнением посмотрел на низкую и широкую лавку и, потоптавшись для приличия, вошел в комнату. Подойдя к лавке, он остановился и, бросив на меня быстрый взгляд, снова опустил глаза к полу. Я мысленно усмехнулся: совсем не таким выглядел я, когда мы с Марией решили пожениться. Мне тогда весь мир был по плечу, а океаны по колено. Митька же выглядел подавленным, если не сказать раздавленным.


- Садись, что встал? В ногах, сам знаешь, правды немного.


- Спасибо, - неразборчиво пробормотал Митька и сел на скрипнувшую под его весом лавку.