— Я работаю в кафе у Эдди и зарабатываю девяносто долларов в месяц, — сказала она. — Я могу посылать вам пять долларов каждые две недели. Скажите мне, когда приходить, доктор Вайзман. Я могу делать здесь все, что потребуется; Если хотите, я буду приходить в выходные…
Он остановил ее:
— Беверли, повторяю, мне не нужны твои деньги. Я, как ты обвинила меня, ужасно богат. Не спрашивай меня, почему я занялся тобой. Твой случай совершенно рядовой и не представляет никакого интереса с медицинской точки зрения. Ты оторвала меня от важных дел. Но вот что я тебе скажу. Двадцать лет назад молодой Сеймур Вайзман много занимался медицинской практикой в хорошем районе Берлина. В те дни он не особенно думал о деньгах. Собственно говоря, он не любил людей, которые поклонялись деньгам. А потом наступил ужасный день. — Глаза за маленькими круглыми очками увлажнились, — день, когда пришли солдаты и забрали его соседей, его лучших друзей. Молодой доктор Вайзман знал, что он будет следующим. Он прослышал, что при наличии денег можно выбраться из Германии. Доктор Вайзман раздобыл денег и смог вывезти свою семью из Германии в Америку. А все его друзья погибли в нацистских печах. Ты понимаешь, о чем я говорю?
— Да, — прошептала она. Он вздохнул:
— Это случилось давно, в мире, который больше не существует. Но с тех пор я верю только в деньги, я боготворю деньги, Беверли. Если ты умная девочка, ты послушаешься меня. Деньги — это сила, Беверли. Деньги — это ключ к свободе. Деньги позволяют тебе делать все, что ты хочешь. Понимаешь?
Она кивнула.
— Тем не менее, — добавил он торопливо, видя, как горячо она соглашается с ним, — хотя бы иногда, Беверли, делай что-нибудь просто во имя добра, это оживит твою душу, и ты будешь жить в согласии с собой. Понимаешь?
— Да.
Он долго смотрел на нее. Ему стало грустно и хотелось плакать оттого, что такое молодое создание уже стало на путь ненависти и мщения. Именно эти чувства лихорадочно горели в ее глазах. Они странным образом привлекли его к этой девочке и воскресили нежелательные воспоминания. Она напомнила ему его самого, ожесточенного молодого Сеймура Вайзмана, когда он пробирался в новый мир, а тела его друзей и любимых горели в нацистских печах.
Он встал и протянул ей руку. Ну, конечно, она не протянула руки. В этом она и он отличались друг от друга: по меньшей мере, Сеймур научился снова прикасаться и любить. Он мог только молиться, чтобы раны, мучащие эту бедную девочку, когда-нибудь зажили, и она простила, хотя, может быть, и не забыв зло, причиненное ей, и позволила себе снова жить.
