Фицхью поднес кружку к губам, но пить не стал. Долго пялился на темную блестящую поверхность.
— Я стоял в гостиной, шлифуя деревянную панель, чтобы потом как следует проморить. Именно такая механическая работа позволяет хорошенько отвлечься. Я унесся мыслями столь далеко, что вдруг почудилось, будто я оказался на кухне своего «второго дома» и вытираю посуду. Рядом высокая женщина с соломенными волосами мыла тарелки в раковине. Что-то в ее облике было неуловимо знакомое, словно я уже видел ее. Возможно, на студенческой вечеринке… но так и не набрался храбрости подойти и представиться. Или сумел познакомиться… не помню. Я понимал, что она злится, хотя бы потому, что буквально сует мне в руки посуду, этак молчаливо-агрессивно, как всякая разгневанная женщина. И вид у нее был измотанный, будто вся ее былая красота вдруг стала ненужным бременем. Никакой косметики. Самая простая, «практичная», короткая стрижка. Возможно, она винила в этом меня. Позже я припомнил уничтожающие реплики. Наверное, так и было, и всему причиной оказался наш брак. Не знаю, почему она так и сыпала оскорблениями.
Фицхью с сожалением улыбнулся.
— Но в тот раз она повернулась и произнесла очень отчетливо: «У тебя нет ни малейшего честолюбия, никаких стремлений». Я так растерялся, что мгновенно выпал назад, в реальность, и вновь очутился в собственной гостиной.
Он скривил губы и провел пальцем по запотевшему стеклу.
— Один.
— Вполне естественно, — решил док Муни, — что холостяк рано или поздно затоскует и примется воображать что-нибудь в этом роде. Картины супружеской жизни, которой у него никогда не было.
Фицхью невесело рассмеялся.
— Но почему такие неприятные картины?
— Пытаетесь понять, правильный ли был выбор.
— Так вы не патологоанатом, а психиатр? — ехидно осведомился Фицхью, и док залился краской. Физик припал к животворной влаге и устремил взгляд на противоположную стену. Остальные, предположив, что история пришла к печальному концу, занялись своими делами. Мы с О'Дохерти наполняли стаканы, остальные их осушали, так что подобное разделение труда в результате себя оправдало. Раза два я мельком взглянул на Фицхью, заметил его рассеянный взгляд… Интересно, какой невидимый остальным ландшафт ему представляется? В уголках его глаз стояли слезы. Когда он протянул мне кружку, я покосился на Сэма, и тот подал мне тайный знак, поэтому я налил Фицхью безалкогольного пива. Правда, он, по-моему, этого не заметил.
