— То есть… что значит кто? — спросил он, не улыбаясь ни приветливо, ни неприветливо. — Летели через весь космос, в Черную Дыру, понимаешь, сунулись и сами не знаете, к кому на прием?
Анатоль Максимович не любил также, когда его выставляют дураком.
— И не знаем, друг дорогой, и откуда бы нам это знать? — с обидой в голосе произнес он. — Слухи разные ходили, что да, то да, но вообще-то нас друг другу не представляли. Ты мне прямо скажи — ты Бог или ты не Бог?
— Никаких комментариев, — ответил человек в плетеном кресле и надолго приник к своему раскрашенному бокалу.
— То есть так-таки никаких? — решил уточнить Анатоль Максимович.
— Так-таки никаких. Этого вам знать не дано.
Тут голос, ко всеобщему удивлению, подала Мария. Причем подала самый наиядовитейший из всех своих наиядовитейших голосов.
— Если попросту, то слишком много для нас чести знать, кто ты есть?
Человек или, даже так скажем — субстанция в плетеном кресле, которую такой мелочью, как ядовитый голос Марии, пронять невозможно, самым благодушным тоном ответила:
— Ну-у, что-то в этом роде.
В общем, граждане, мы не знаем, Бог это был или не Бог. Нам вообще непонятно, что оно там такое сидело в плетеном кресле. Мы просто-таки с возмущением констатируем, что если это был Бог, то Анатоль Максимович обращался с ним слишком по-хамски и мы бы на месте Бога, если это был Бог, вмазали бы ему как следует какой-нибудь там молнией, метеоритом, заразили бы его, ну мы не знаем там, какой-нибудь падучкой, трясучкой, превратили бы в пакостную гадину какую-нибудь, а то ведь это додуматься надо — на самого Бога руку поднять, если это, конечно, был Бог.
С другой стороны, если это все-таки был не Бог, то вел он себя по отношению к своим гостям прямо-таки не очень культурно (если это был не Бог) — с ним люди здороваются, добром его на вопрос просят ответить, а он себе пойло свое посасывает и вообще как бы никого вокруг него нету. Некоторая разозленность при таком некультурном поведении с его стороны (если это был не Бог) нам очень даже понятна.
— Значит, не скажешь? — окончательно решил покончить с этим вопросом Анатоль Максимович.
— Нет, — ответил человек в плетеном кресле. — Не скажу. И даже не проси. Приветливо улыбаться — пожалуйста, но на такие вопросы отвечать не буду.
— Тогда как же нам тебя в разговоре по имени называть?
Этот вопрос тоже почему-то огорчил человека в плетеном кресле, но огорчение свое он привычно подавил глотком из раскрашенного бокала и ответил:
