— С тобой все в порядке? — спросил озабоченно Гейб.
— Я думаю, да, — сказал Джесс.
— Он крепкий орешек, — промолвил Гейб. — Я говорил Мэнди, что верховой лошадью его не сделать. Мне кажется, его следовало бы отпустить к кобылам и позволить ему делать то, для чего он был рожден. Но Мэнди решительно настроена укротить его.
— Ты хочешь сказать, что Мэнди собирается ездить на нем верхом?
Гейб неуверенно кивнул головой, как будто сам не мог поверить в это.
— Так она говорит. Джесс встал с земли.
— Ну, это мы еще посмотрим, — со злостью пробормотал он.
Он вошел в дом и направился к Мэнди.
— Почему, черт возьми, ты мне не сказала, что собираешься ездить верхом на этом черте? — зло спросил Джесс.
— Полагаю, ты говоришь об Иуде?
— О ком же еще?! Черт возьми, Мэнди! — закричал он. — Дался тебе этот жеребец?! Он сумасшедший, он убийца. Если мне даже удастся обуздать его, я никогда не изменю его характер, и ты об этом прекрасно знаешь.
— Я не просила тебя укротить его характер. Мне бы и в голову это не пришло.
— Так ты, значит, понимаешь, что он может убить человека!
— Я просто соглашаюсь с тем, что у Иуды очень пылкая натура.
— Убийца, — настаивал Джесс. — Провалиться мне на этом месте, если я буду стоять и смотреть, как ты взбираешься ему на спину.
— Что дает тебе право указывать, что мне делать, а что нет?
— Ты мать моего сына, и именно это дает мне такое право. Ты нужна Джемми. Ему нужна мать, и ты не смеешь подвергать опасности свою жизнь и счастье Джемми только для того, чтобы что-то доказать Лукасу Макклауду.
Мэнди вздрогнула при упоминании об отце, ее глаза вспыхнули.
— Лукас тут ни при чем.
— Да неужели? Разве ты не стараешься доказать призраку твоего отца и всем, кто на тебя работает, что ты такая же сильная и упрямая, как Лукас, что будешь так же уверенно сидеть верхом на этом чертовом жеребце, как и он?
Мэнди почувствовала, как у нее горят щеки. Джесс был прав, и она это знала, но не сознавалась даже себе.
— Это смешно, — пробормотала она.
— Ты так считаешь?
Мэнди старалась сохранить хладнокровие.
— Уймись, Джесс. Можно подумать, ты за меня волнуешься.
Вся злость, все переживания, накопленные в душе за эти годы, переполнили его сердце. Он прижал ее к своей груди. Дрожь ее тела, страх в ее глазах только больше искушали его. С диким желанием он так сильно прильнул к ее устам, словно наказывал за все своим поцелуем. Его руки обвивали ее тело, и он почувствовал, как она впилась ногтями в его спину, но боли не ощущал. В этот момент он хотел только одного — заставить ее заплатить за все его страдания.
