Тысячу раз замечали, что сила памяти находится в противоположности с привычкой к письму. Нам же трудно представить себе, как много могло сохранить устное предание в те времена, когда не рассчитывали ни на свои собственные записки, ни на имеющиеся в руках рукописи. Память человека заменяла книгу, и при помощи ее могли предавать даже те разговоры, при которых не присутствовали. "Клазомениане слышали как Антифон, имевший сношения с неким Пифадором, другом Зенона, вспоминал беседы Сократа с Зеноном и Парменидом, так как он слышал, как их передавали Пифадору. Антифон знал их наизусть и повторял всем желающим". Таково начало Парменидов Платона. Масса лиц, никогда не видавших Иисуса, знали его без помощи книг, почти не меньше его непосредственных учеников. Жизнь Иисуса, хотя и не написанная, была главным содержанием его церкви; его нравоучения постоянно повторялись; по существу символическая часть биографии в виде маленьких рассказов, как бы в отлитой форме, заучивалась наизусть; к числу их, несомненно, принадлежал рассказ о Тайной Вечери. Весьма вероятно, подобными же рассказами передавались и некоторые части Страстей; по крайней мере, согласие четвертого Евангелия с остальными тремя в этих частях жизни Иисуса, дает право так думать.
Еще легче сохранялись моральные изречения Иисуса, составлявшие наиболее существенную часть его учения, их постоянно усердно повторяли про себя. "Около полуночи я всегда просыпаюсь," - говорит Петр в эвионитском сочинении 135 года, - "и сон не возвращается ко мне, вследствие приобретенной привычки повторять про себя слышанные слова моего Господа, для того, чтобы точно их запомнить". Но так как те, которые непосредственно слышали божественные слова, постепенно умирали, и грозила опасность, что много слов и рассказов будут утеряны, то почувствовали необходимость их записать. В разных местах составлялись маленькие сборники, в которых, кроме общих им всех мест, были значительные различия: особенно различались их порядок и расположение. Каждый старался пополнить свою тетрадку, справляясь с другими, и, совершенно естественно, всякое зарождавшееся в общине характерное слово, соответствующее духу Иисуса, схватывалось на лету и помещалось в сборник. По-видимому, апостол Матфей составил один из подобных сборников, который был признан всеми. Однако, сомнение и в этом случае допустимо. Даже вероятнее, что все эти маленькие сборники слов Иисуса оставались анонимными в виде личных заметок и были воспроизведены переписчиками не как произведение отдельных личностей.
