Размышляя сегодня о владельце частной собственности, думаю, следует обеспечить максимум правовых, гуманитарных и моральных гарантий, дабы не допустить возрождения дикого стяжателя, ослепленного алчностью и злобой, которых мне немало приходилось видеть даже среди своих родственников.
Прабабушка Татьяна же сохранилась в нашей памяти как яркий пример умения не теряться в сложных обстоятельствах. Она много нам рассказывала о том, как Пановы шли от рабства в поисках свободы, как защищались в пути от кавказских горцев и как важно в жизни не теряться и уметь за себя постоять.
Когда я анализирую дальнейшую судьбу своих братьев и сестры, то сколько бы ни убеждала трескучая советская пропаганда в невиданном расцвете страны и народа, но честное слово, не вижу оснований верить этому. Время жестоко побило нас, а самое главное, так и не дало раскрыться полностью возможностям, в нас заложенным.
Итак, вдова с пятью маленькими детьми осталась в бушующем вихре Гражданской войны. Помочь было некому. Хотя многие родственники и друзья отца, занявшие самую выгодную во всех ситуациях позицию нейтралитета, жили неплохо. Мой дед Яков с двумя сыновьями, брат матери, дядька Григорий Сафьян, семья Ставрунов. Многие из них не стали ввязываться в гражданские распри, определив путаницу лозунгов как дело темное, приспособились как прежде под властью казаков. Дед Яков вел хозяйство и потихоньку богател. Ставруны, родственники по линии матери, тоже объявили нейтралитет, подобно сытой Швейцарии. Сначала мужчины из двух их семей ушли воевать за советскую власть — с шумом и помпой, а потом, через недельку, потихоньку возвратились назад, и всю гражданскую войну небезвыгодно приторговывали мясом.
А пушечным мясом, как и в Отечественную войну, становились идеалисты, имевшие представление о долге, чести, общечеловеческом благе. Думаю еще, что именно такой отбор, когда самые лучшие, честные, или просто не привыкшие увиливать, оказывались на линии огня, а хитрозадые при этом всегда выигрывали, сильно опустошил наш позитивный национальный генофонд. Постепенно доблестью стало то, что позволяло сохранить жизнь и не подорвать здоровье: умение сачкануть, увильнуть, обмануть, приспособиться на теплом месте, посмеиваясь над глупостью других. Трудно обвинять в этом людей — ведь лучшие человеческие качества на моей памяти неизменно приносили вред или даже гибель их обладателям. Семьи красноармейцев, погибших за советскую власть, пошедших за лозунгами земли и свободы, погибали в нищете, а те, кто увильнул — процветали. Такое положение стало обычным за десятилетия советской власти: наивные люди, сохранившие веру во что-то или оболваненные пропагандой, становились просто горючим для движения по пути войн и утопических программ. Это недаром сказано о щепках.
