— Сейчас я не могу думать ни о чем другом, — спокойно сказал он. — Так что, если не возражаешь, я приму душ и переоденусь.
— Нет… не возражаю.
— Спасибо. Холодный душ, конечно. Как обычно в последнее время.
«Успокойся, — сказала себе Ники. — Не будь идиоткой!»
Она стала готовить лимонад, размешивая сок, воду и сахар. Салат, который она уже приготовила, ждал своей очереди в холодильнике, а бифштексы лежали в кастрюле, готовые к жарке.
Через пару минут вернулся Люк с мокрыми, взъерошенными волосами:
— Хочешь принять душ и переодеться?
Ники кивнула.
— Тогда давай. А я пока займусь бифштексами.
— Их следует перевернуть, когда…
— Думаю, я справлюсь, — прервал ее Люк. — Поторопись и не напоминай мне, что я не могу получить на завтрак то, что хочу.
Его намек был настолько прозрачен, что Ники покраснела. Она сняла фартук и выбежала из кухни.
Ники пришла в себя к тому времени, когда они сели обедать, но, взглянув на чувственный рот Люка, она тут же вновь возбудилась.
— Еще салата, дедушка? — предложил Люк.
Тишина.
Ники обменялась взглядом с Люком, но прежде, чем она успела что-то сказать, раздалось громкое «мяу» и в дверях показался кот.
— О, дорогой, — Ники начала вставать, но Люк остановил ее.
— Мя-у! — потребовал кот, трогая лапой ногу профессора, словно хотел сказать: «Я знаю, у вас тут бифштексы, где моя доля?»
— Ладно, — пробормотал профессор. — Упрямец!
Он аккуратно отрезал кусочки бифштекса и бросил коту, который стал подбирать их с пола. Затем, наевшись, кот замурлыкал и потерся о ногу Джона.
Раздался смех, похожий на смех Люка, но оказалось, что это смеется профессор.
Старик нагнулся и погладил голову кота:
— Нужно дать тебе имя. Думаю, Винсент подойдет.
— Как Винсент Ван Гог, — сказала Ники, — у него тоже не было уха, как у нашего кота. Художник отрезал его себе при попытке самоубийства.
— А что, все художники склонны к самоубийству? — спросил Люк.
— Конечно, нет, — сказал дедушка. — Искусство пробуждает в человеке самые лучшие чувства.
— Генри Джеймс сказал, что искусство — это наша жизнь, — добавила Ники. — И что не существует замены силе и красоте этого процесса.
— Верно, — согласился дедушка. Он строго посмотрел на внука. — Искусство во всем, что мы делаем, и оно не должно быть ограничено куском камня или краской на холсте.
— А как же наука? — спросил Люк, улыбаясь Ники.
Джон кивнул.
— И наука.
Ники пнула Люка под столом:
— Не стройте иллюзий, Джон. Люк прагматик. Теории и концепции искусства слишком абстрактны для него.
