Миколаш не кончается, боже сохрани. Высвободил из обморочных тисков свою голову, встает, отряхивается, и снег беспамятства и снег бессилия сыплется с его одежд.
Если бы хоть одна порядочная девица или благородный юноша, понимающий, к чему обязывают нас великодушие и христианское милосердие, оказались рядом, они наверняка наложили бы Миколашу повязки и подали воды. Да только дьявол разберет, ладно ли бы вышло? Принял бы Миколаш подобные баловства? Простите, а дозволено их принимать?
Я охотно привел бы все, что сказал Миколаш, но ни единое словцо не представляется мне тут правдоподобным. Скорее всего упрямец молчал. Выхватил из-за пояса нож и, покачиваясь, вышел.
У ворот мерзли стреноженные кони. Вот уж дурни так дурни, эти Лазаровы дитятки! Восточные ткани, которым цены нет, до сих пор приторочены к седлу! Увлекшись молодецкой забавой, в Оборжиште запамятовали о добрых обычаях.
И — себе во вред, ибо Миколаш даже не вспомнил, что прибыл с дарами. Темен он, как распятье. Слава богу, достало сил взобраться в седло, в седле-то он удержаться сможет.
Не так уж трудно догадаться, что последовало за этим событием. Гнев Козлика, причитания женщин и крики челядинов. Ну чисто дьяволы и дьяволицы!
Миколаш с расплющенным носом лежал на подушках, мимо сновали люди, но никто с ним и словом не обмолвился. И угадываю я по этой сдержанности, как они презирают и стыдятся его.
Вернуться побитым, точно конюший! Отчего же Миколаш не защищался удачнее? Братишечкам и девяти сестренкам было бы много утешнее, души их возликовали бы, коли в той стычке он прикончил бы хоть одного человека.
А если бы Миколаш пал в бою, они подняли бы вой, в знак восхищения и скорби. Заламывали бы руки. Оборжиште вмиг полегло бы пеплом, и Лазаровым не сносить бы головы. А нынче в замешательстве все отложили до завтра.
Когда развиднелось, поскакал Козлик с двадцатью всадниками к твердыне Оборжиште, оставив дома раненого Миколаша и всех прочих.
Скверное начало не способствует поднятию духа. Козликов жеребец упирается. И куда подевался его добрый нрав? Не желает конь трогаться с места. Да по правде сказать, негоже теперь дробить силы, ибо королевское войско уже близко. Какое безрассудство — имея в тылу солдат, пуститься в погоню, а логово свое бросить чуть ли не на произвол судьбы! Не обдумали разбойнички все как следует.
Козликова свора напоминала бегущий в растерянности скот. Всадники мчались во весь опор; мороз сводил их с ума, мороз и военный просчет, вернее — сознание этого просчета. Путешественник, отправившийся по реке в дырявой лодке, поступил бы ничуть не умнее.
