«Седлай жеребца!» — орет он челядину, подносящему ковш.
Вечно подымалась горячка, если кому-нибудь из этих господ что-либо взбредало в голову. Челядин швырнул ковш наземь. Не успела еще посудина дозвенеть, а он уже возле коней. Окаянный жеребец бьет копытом, встает на дыбы, и кобылы поворачивают к нему морды, а жеребята с протяжным ржанием сбиваются в кучу.
Меж тем Миколаш запускает в сундуки огромные свои ручищи, свои косматые когтистые лапы, и переворачивает вверх дном содержимое, долго не находя того, что ищет. Наконец извлекает богатую ткань. Ткань помята, потому как купец-армянин, что вез товар из Персии в Нидерланды, не отдал дорогую вещь добром, а, скрестив руки, судорожно прижимал ее к своей птичьей груди. Ткань забрызгана кровью. Ладно, агнца моего это наверняка не смущает. Он — отменный хранитель либо расхититель кладов, его ничто не встревожит. Однако! Два резких порыва ветра заставляют молодца оглянуться и захлопнуть крышку сундука. Драгоценная диадема — чуть не пополам! Но с подарком — решено; как всякие решения в те беспокойные времена, оно также припечатано ударом кулака.
Миколаш препоясывает чресла и надвигает железный шлем гребнем на нос. Гребень шлема на изогнутый с горбинкой нос гордеца. Рехнуться можно в этакой шляпчонке! Ну и пусть у тебя мозги приморозит!
Уже готовы кони, разбойник взнуздывает жеребца, а заботливый наставник и добрый папенька орет сыночку вслед, что надобно передать в соседском логове. С десяток слов — не более. Рассудительному хозяину представляется выгодным держать оборону, объединясь с проходимцами, которых он сто раз клял и поносил на чем свет стоит. Да и как иначе, ежели Лазаровы привидениями бродят по большакам, сушат исподнее на ивняке, а в сумерках крадут лошадей, нимало не заботясь о славном рыцарском обычае, повелевающем нам ясно выражать свой умысел и намерения, прежде чем сечь головы.
Выворачивать карманы прохожих, которых мы обезоружили! Срам какой! Но сейчас все-таки благоразумнее смотреть сквозь пальцы на этих вахлаков. Вместе с дворней у Лазара — двадцать три души, да у Козлика — тридцать девять. Могли бы вдарить с тыла заспанной пехоте, что таскается по дорогам с клеветниками барабанщиками, губастыми трубачами, в доску пьяными маркитантами и девкой, задравшей юбку выше колен. О, если бы полк состоял из одних искателей приключений! А то ведь во главе войска — капитан, а у него — охрана с тыла, охрана с фронта, охрана с флангов. Ведь подступают дружины конные и дружины пешие, держащие порядок и строй, ощетинившиеся оружием!
