— Шеф просил вас проконсультировать этот случай лично, доктор Сигби, — сказал санитар.
Мальчика посадили в кресло и привязали ремнями. Потом надели шлем. В первые секунды Ланс испытал ужас полного одиночества — он перестал видеть, слышать, чувствовать… Но тут же понял, что все-таки не один. Что-то чужое ползло в его мозг, как бы раздвигая сознание и поедая лишние кусочки… Вспышка боли пронзила Лайта, и он провалился куда-то в темноту.
Очнулся он в карцере. Голова была словно набита ватой. Мучительно болел от перенесенного ужаса живот. Язык был сделан из губки, рот из металла, а все тело из комка боли и грязи.
Ланс уткнулся лицом в откидную доску, заменявшую в карцере кровать. Он не хотел, чтобы кто-нибудь увидел на экране, какое у него сейчас лицо. Со стороны могло показаться, что Лайтмен плачет, но это было не так. С самого раннего детства он не умел плакать. Зато умел ненавидеть — коротенькая жизнь научила его только этому.
Ланс вспомнил, что с ним произошло, и вдруг ему показалось, что и в кабинете Тимоти, и в комнате с креслом он испытал не только ужас и боль. Вернее, эти два чувства на самом пике принесли ему и удовольствие тоже. Особенно, когда Тимоти занес над ним хлыст… Алану сделалось тогда страшно и… легко. Теперь он был уверен, что почти не ощутил бы боли, начни тогда куратор его бить. «В этой проклятой школе так мало удовольствий, — подумал Ланс, — что даже в собственном страхе можно найти какой-то кайф. Интересно, а в чужом?»
* * *
Самым нерасторопным оказался кролик. Лайтмен убил его в пяти километрах от квадрата Х. Он подвесил тушку на дерево, содрал чулком мягкую шкурку и, срезая полоски мяса, задумчиво бросал их в рот.
Пища в этот раз не доставила ему удовольствия. Хандра не отступила, к тому же он серьезно сомневался в последовательности своих действий. Ланса беспокоило, что он до сих пор не приступил к выполнению собственно задания. И, мало того, ему вообще не хотелось к нему приступать. Ну ладно, вырвался из города, развлекся, но почему бы теперь не поставить камеры в квадрате Х? Потом все равно придется дежурить возле них, тут бы и поразвлечься, и фильм поснимать. Но какое-то 128-е чувство предупреждало Лайтмена — с квадратом Х все не так просто, лучше будет, если он не станет туда соваться вообще.
Ланс облизал пальцы — логически вычислить причину своего беспокойства он не мог. Ну и черт с ней.
Чуткое ухо Лайтмена давно уловило шевеление в кустах, а спина так просто вибрировала от ощущения чужого взгляда. За ним следили, но следящий не был человеком. Лайт присел на корточки и призывно зарычал — у него это здорово выходило. И самка ягуара ответила ему. Крупная кошка вышла из зарослей, дабы посмотреть поближе на нахала, рычащего, как ее самец. Лайтмен улыбнулся ей и снова призывно зарычал. Еще минута, и кошка ткнулась носом в его ноги.
