«И с тех пор совсем обветшало», — устало подумал Дэниел.
Кто-то грубо пихнул его в спину.
— Прибыли, полковник. Прошу, ваша новая резиденция на Севере, — со смешком сказал янки. — Поторапливайтесь!
Он и поторопился бы, но как? Руки и ноги закованы в кандалы, все тело в синяках и кровоподтеках, да еще затекло — в общем, подняться не так-то просто.
Дорога сюда от лагеря, где янки держали его вначале, показалась ему бесконечной. Все тело ныло, ибо его пинали и избивали до потери сознания. Невыносимо болели ребра, открылась и кровоточила старая рана.
В лагере было множество солдат, которые время от времени заглядывали в палатку, куда бросили пленного, чтобы поглазеть на него, как на какого-то диковинного зверя. Каждому любопытно было взглянуть на знаменитого Дании Камерона, кавалериста, которого наконец-то выбили из седла. Некоторые парни издевательски хохотали, другие, глумясь, спрашивали, как ему нравится валяться связанным, словно свинья перед закланием.
Были и такие, которые только мрачно его разглядывали. Впрочем, один солдат высказал-таки возмущение: так, мол, обращаться с человеком — кем бы он ви был — нельзя.
Майор, как видно, придерживался того же мнения, и в мгновение ока любопытных прогнали, а ему принесли стул и одеяло.
Затем Дэниел стал получать свежую воду и приличную пищу.
Судя по всему, пленные в лагере питались неплохо.
Однако даже майор, по-видимому, его побаивался, потому что не рискнул снять с него кандалы. Только после того, как Камерон заявил специально приставленному к нему молодому солдату, что едва ли сможет есть или отправлять свою нужду в наручниках, ему освободили руки. Перепуганный солдатик потом все время держал пленника на мушке, пока тот ел.
Майор-янки также требовал уважительного к Камерону отношения. Ведь когда-то рее они были братьями и с Божьей помощью снова ими будут. Как выяснилось, этот северянин знал Джесса, и его шокировало столь недостойное обращение с выпускником Уэст-Пойнта.
— Сам Красотка предпочел сражаться за родной край — устало проговорил майор. — Я не стал бы заковывать вас в кандалы, если бы был уверен, что вы не сбежите.
— Сэр, мой долг перед самим Красоткой сбежать при первой же возможности, — честно признался ему Дэниел.
Ему пришлось признать то, что честность в данном случае была неуместна, ибо проклятые кандалы с него не сняли. Почти всю ночь он провел без сна — болело избитое, затекшее тело.
Впрочем, боль сейчас была весьма кстати, потому что отвлекала от ненужных мыслей, ведь стоило ему только задуматься, как его охватывала слепая ярость.
