Он шел, словно во сне, а уста его машинально шептали слова молитвы:
— Да приидет царствие твое, да будет воля твоя…
Он не отдавал себе отчета, куда и зачем идет. Неожиданно он увидел перед собой алтарь и священника в ризе, поднимавшего чашу с дарами. Он кинулся на колени, не в силах произнести ни слова. Ничего, что ритуал молебна отличался от того, к которому он привык в своей прошлой жизни. Он уже успел освоиться с мыслью, что время будет оставлять следы. Главное смысл богослужения остался прежним.
Коленопреклоненный, впитывая глазами каждое движение священника, он чувствовал, как в нем растет стремление сбросить с себя бремя грехов, давящих на него вот уже много месяцев. Чувствовал, что не достоин подступить к Престолу Господнему.
Направо, около стены, он увидел священника в исповедальне. Скамеечка перед решеткой была пуста. Разве он мог предвидеть, что эта исповедь превратится для него в новое тяжкое испытание?
Поступил ли он так, как должен был поступить? Был ли гнев, охвативший его после слов исповедника, гневом праведным? Давая пощечину этому подставному слуге божьему, он поступил так, как велел ему долг. И все-таки…
Но разве мог он поступить иначе? Разве имел он право оставаться равнодушным к ереси, возглашаемой в исповедальне?
Если б только знать, что это был лишь один сбившийся с пути брат… А если их много? Если сатана и здесь посеял свои отравленные семена? Ведь бывало уже не раз.
Скрип двери и приглушенный звук шагов неожиданно прервали поток мыслей монаха.
Кто-то медленно шел к алтарю. Наконец остановился в нескольких шагах от Модеста, тяжело опустился на молитвенную скамеечку.
Опять наступила тишина, прерываемая только ровным дыханием двух людей.
Они долго стояли молча, наконец Модест, не в состоянии побороть растущее нервное напряжение, повернул голову и взглянул на пришедшего.
Рядом с ним на коленях стоял старец в длинном светлом одеянии. Была ли это сутана или монашеская ряса, Мюнх сказать не мог.
— Во имя отца и сына и святого духа… — произнес старец по-латыни.
— Аминь! — докончил Модест, поднимаясь с коленей.
Старик тоже встал.
— Пройди сюда, к скамье, сын мой, — сказал он, указывая на стелу. — Тут светлей.
Старец присел. Модест молча встал и лишь после того, как старец приглашающе кивнул головой, завял место рядом с ним.
— Ты хотел увидеть кардинала Перуччи?
— Это вы, Ваше преосвященство? — прошептал Мюнх, всматриваясь в лицо старца.
— Нет. Я не кардинал Перуччи. Он примет тебя завтра. Но скажи, сын мой, о чем ты хотел говорить с ним?
