ДОЧЬ КИНГА ИЛИ ЧАПЛИНА?
Литературный опыт Гальего так же неповторим, как и опыт экзистенциальный. Но новейшая проза даёт странное, можно даже сказать, уродливое отражение темы, поднятой в его романе. Я имею в виду роман Анны Старобинец «Убежище 3/9». Автор снискала на отечественном книжном рынке славу русского Стивена Кинга, который, как известно, охотно эксплуатирует детские страхи. Старобинец, напротив, пытается передать в своих текстах нечеловеческий, почти животный ужас матери, теряющей своего ребёнка.
В результате запутанных и тёмных метафизических построений героиня романа «Маша-растеряша» «запродаёт» своего ребёнка тёмным силам. После травмы головы мальчик впадает в пожизненную кому, превращается в «растение», и, намучившись с ним, непутёвая мать отдаёт его в специализированный детский дом. Далее действие романа разворачивается в двух планах. В реальном мальчик лишён возможности слышать, видеть, двигаться и говорить, в фантастическом юный герой попадает в сказочный лес, живёт у Бабы-яги, откликается на имя Ванюша и готовится освободить спящую красавицу, победить мерзкую ведьму и вообще спасти мир, как и подобает настоящему герою. Ничего у него, конечно, не получится. «Светлые» силы сдадут своего героя.
Анна Старобинец написала не только очень страшную, но и очень противную сказку, самым безобидным элементом которой является постоянный трёхэтажный мат. Вообще в книге Старобинец наблюдается разрыв между сильным замыслом и – мягко говоря – неровным его воплощением. Но экзистенциальный стержень этой книги – чувство вины матери – подлинный, боль – настоящая. Её подлинность не могут скрыть ни запутанные фантастические допущения, ни обилие отвратительных сцен, вообще никакого отношения не имеющих к центральной сюжетной линии, ни ложные претензии на универсальность и космологичность. Но что же в «сухом остатке»? Анна Старобинец (возможно, вслед за Стивеном Кингом?) диагностирует абсолютную непобедимость сил зла. Рождаться в этот страшный мир не стоит, поэтому вина женщины, родившей ребёнка на бесконечные мучения в настоящем аду, непростительна.
Интересный и весьма неожиданный опыт обращения к традиционной для русской литературы теме «отцов и детей» показан в повести Елены Хаецкой «Дочь Адольфа». Эта повесть не была по достоинству оценена критикой, может быть, потому, что она была упрятана в «фантастическую» оболочку, хотя все изложенные в ней события не выходят за рамки реализма. Повесть эта – часть книги Елены Хаецкой «Тролли в городе». Тролль – один из фольклорных воплощений образа зла, и Хаецкая увлечённо моделирует примеры нечеловеческой морали в столкновении с человеческой аморальностью. Эстетика этой книги представляет собой нечто среднее между романами Лавкрафта и «Марсианскими хрониками» Рея Брэдбери.
