Литературная Газета 6336 (№ 32 2011) | страница 41



А кто-то – в последний вагон.

И кружится в сонном сознанье

Мир шапок, ботинок, погон...

А после в бездонном пространстве

Лететь среди тусклых светил,

Чтоб ветер сомнений и странствий

Земную печаль возвратил.

Чтоб вновь поутру захотелось

Пройтись по траве босиком,

Чтоб снова печалилось, пелось,

И даже неважно о ком.

Чтоб вновь обрести постоянство,

Чтоб вновь осязать наяву,

Как падают звёзды в пространство,

Как яблоки – прямо в траву.

***                                                                                                                              

Беда не приходит одна.

Казалось, терпенью нет мочи.

Застынешь в слезах у окна

В глухие бессонные ночи,

А там за окном – непогодь,

И вьюга хохочет и злится…

Надеждой последней – Господь,

И только осталось – молиться…

Житейской зимы холода

Пусть сердце твоё не остудят.

О Господе помни всегда,

И Он о тебе не забудет…

***

В морозном сумраке белесом

Из дома выйду не спеша,

И в лес пойду. И стану лесом.

И успокоится душа.

Смешными кажутся обиды,

Пустопорожними – слова,

Быть может, и правы друиды,

Что наши предки – дерева?

Они всю жизнь свою упрямо

Ветвями – прямо в небеса,

А мы лишь изредка у храма

Поднимем на небо глаза…

Я в лес пойду и стану лесом,

Замру объятый тишиной,

В рассветном сумраке белесом

Восходит солнце надо мной.

***

Дымится мгла морозного тумана,

И первый снег отяжелил листву.

И то, что было призрачно и странно,

Отныне проступает наяву:

Покатых крыш немые очертанья,

Высокой церкви чёрный силуэт,

А в небесах, под сводом мирозданья,

Далёких звёзд лампадный, тусклый свет.

И на сто вёрст – ни недруга, ни друга.

И на сто вёрст – глухая тишина.

И в снежный мрак погружена округа,

Чуть теплится тяжёлая луна.

И сколько мне ещё в пути осталось

Брести среди заснеженных могил...

Когда-то Русь и пела, и смеялась,

А нынче даже плакать нету сил.

***

Привычный путь до отчего порога.

Сложилось так, не знаю почему,

Куда бы ни вела меня дорога,

Я возвращался к дому своему.

К той улице привычной и обычной,

Где тополя чуть слышно шелестят,

Где пьяницы печальные привычно

С утра за пивом в очередь стоят.

И где ветхозаветные старухи

Судачат вечерами под окном,

И где стучит назойливо и глухо

По радио суровый метроном.

Где всё уже давным-давно известно,

Где всё уже исчерпано до дна,

Где слышится одна и та же песня

Из каждого раскрытого окна.

Где в полутьме устало, неизбежно

Опять гремят ночные поезда,

Где светит, как последняя надежда,