— Дубль пятый.
— Мотор!
— Камера!
— Софиты!
— Микрофон!
— Дым, пускайте дым!
— И побольше тоски в глазах! По системе Станиславского. Тебя же оставила подыхать в пещере не кто-нибудь, а любимая женушка.
Малыш приближался к заветному свету и спасительному звуку.
— Разве так умирают от голода?
— Разве так умирают от жажды?
— Жертва ревности должна вызывать в зрителе жалость и омерзение одновременно.
— Жалость и омерзение.
— Омерзение и жалость.
— Дубль шестой!
— Свет!
— Камера!
— Мотор!
— Разве так прощаются с жизнью?
Наконец, изодрав локти в кровь, а колени превратив в сплошные ссадины, Малыш вторгся в ослепительную киношность и крепко зажмурил глаза, отвыкшие от света.
— Уберите этого голого сукиного сына из кадра! — заорал режиссер в мегафон. — Умоляю!
— Из меня получится очень красивый труп! — закричал Малыш. — Очень красивый!
И проснулся.
В полной темноте глубоко под землей.
В «Бездонной глотке», которая еще не заинтересовала деятелей из Голливуда и вряд ли когда-нибудь заинтересует.
Они лучше построят соответствующую декорацию в павильоне, чем тащить аппаратуру, режиссера и актеров с массовкой в дыру, расположенную между кукурузными полями.
Но кинематографический сон с лже-спасением неожиданно убедил Малыша во вполне возможном хэппи-энде.
Жизнь, как известно, нисколько не уступает по интригам, завязкам и финалам самым кассовым фильмам, нисколько не уступает.
После того, как диктофон перестал воспроизводить гневный голос, Малышу перестало хватать посторонних звуков.
Да, он ни капельки не боялся темноты и уже приловчился к движению в полном мраке.
Да, его нисколечко не тревожила узость проходов и теснота многочисленных тупиков и ответвлений, которые он упорно исследовал.
Но вот абсолютная тишина, в которой звучало лишь запертое в груди встревоженное сердце, раздражала Малыша необычайно.
И тогда он принялся сам себе пересказывать древнегреческие мифы. Благо, в толстенном словаре было около семисот страниц убористого текста.
Вспоминая все когда-то прочитанное в иллюстрированном фолианте, Малыш убеждался в том, что женская ревность никогда не доводила до добра, впрочем, как и мужская.
— Мать всех матерей Кибела. Для начала эта многоуважаемая дама вступила в порочную связь с гранатовым деревом и в результате зачала. Ну, как и положено, через девять месяцев родился очаровательнейший мальчонка Аттис. Жертва извращения выросла и подалась в пастухи, чтобы на лоне природы заниматься соблазнением нимф и дриад. Но мать матерей возьми да и влюбись в собственного сына. И все бы ничего, но принялась Кибела ревновать Аттиса к кому ни попадя. В результате довела впечатлительного юноша до самоубийства. Тот оскопил себя ножом для резки баранины и скончался в муках.
