— Это от Старика, понимаешь? От штабсарцта. Душа-человек! Я из него веревки вить могу, если понадобится.
Они выпили, и уже после пары глотков мир вдруг показался Дойчману вполне переносимым, чуть ли не приятным. Он вмиг позабыл и об обер-фельдфебеле Крюле, и об унтер-офицерах, и о своей болезни, об обмороке, об отчаянии, о беспросветности бытия в штрафбате, обо всем, через что ему выпало пройти; ему и Юлии, ему и остальным — Видеку, Бартлитцу, Шванеке… да-да, и Шванеке, одним словом, всем… Усевшись поудобнее, он с нетерпением ждал, что же намерен сказать ему Кроненберг.
— Послушай, — начал тот. — Я понимаю, что вот там, — Кроненберг выразительно ткнул большим пальцем в затянутое светомаскировочной шторой окно, — там хорошего мало. Понимаешь, что я имею в виду?
Дойчман кивнул. Он понимал, что Кроненберг имел в виду.
— Так вот, у меня есть к тебе предложение. Мне позарез нужен помощник. Санитар, понимаешь? Тогда ты распрощаешься со всей этой компанией — с Крюлем и так далее, никто здесь тебя не достанет, и мы с тобой будем жить припеваючи.
— А каким образом ты думаешь все организовать? — помедлив, спросил Дойчман.
Идея представилась ему абсурдной, совершенно нереальной. Он, доктор медицины Эрнст Дойчман, приват-доцент — и вдруг помощник санитара! Бред какой-то! Не окажись он в штрафбате, он бы уже год спустя ходил бы в штабсарцтах. Но — с другой стороны — а почему, собственно, нет? В армии издревле повелось: если нужно было срочно перетащить, скажем, рояль, то какой-нибудь там фельдфебель отыскивал музыкантов, мол, у них это лучше получится, если унтер-офицеру перед проверкой потребовалось до блеска отдраить спальное помещение, он отыскивал непременно пловцов — мол, они воды не боятся. А если Кроненбергу срочно понадобился помощник, почему бы не взять приват-доцента Эрнста Дойчмана.
— Это уж мои заботы! — заверил его Кроненберг. — Я же тебе говорю, мы с главным живем душа в душу, соображаешь?
— А что мне нужно будет делать?
— Да ничего особенного, иногда вынести пару горшков, вставить в задницу пациенту термометр, и всего дедов. Да ты и сам все понимаешь. И потом — в России — черт его знает, как там все обернется! Но тут уж ничего не попишешь! Согласен?
— Гор-шки! — по складам задумчиво произнес Дойчман.
— А что? Может, тебе не нравится? Тогда прошу — ты уже оклемался, так что твой друг Крюль ждет не дождется тебя!
— Можно еще выпить? — попросил Кроненберга Дойчман.
Необходимо выдержать паузу. „Горшки!“ — с содроганием подумал он. И термометры в анус, тут уж ничего не попишешь.
