Доктор Кукиль был одет в элегантный двубортный костюм, седые волосы были гладко зачесаны назад, его узкое лицо несло в себе черты отдаленного сходства с хищной птицей, исподволь выслеживающей жертву. Сходство усиливал суровый и самоуверенный взгляд серых глаз.
Увидев Юлию, доктор Кукиль сумел подавить растерянность. Даже если бы он испытывал чувство вины перед ней, вернее, перед ее мужем Эрнстом Дойчманом, то сумел бы скрыть и его. Ну разве мог терзаемый чувством вины источать подобную самоуверенность? Юлия почувствовала себя беззащитной.
Доктор Кукиль поздоровался с ней за руку, как с доброй знакомой. И улыбнулся, эта улыбка враз стерла его прежнее высокомерие и настороженность, а стоило ему заговорить на своем очаровательном венском диалекте, в полной мере используя все интонационные оттенки своего непередаваемого голоса, как он становился всемогущим. Этот человек мастерски использовал голос как инструмент, с его помощью он мог все: и рявкать, и ледяным тоном поучать, и, проникая в самую душу, околдовывать.
— Вероятно, вы догадываетесь, почему я здесь? — спросила Юлия, про себя благодаря полумрак в передней, скрывавший и отвратительно трясущиеся руки, и раскрасневшееся от волнения лицо. И хотя она заставила себя сохранять спокойствие, голос предательски дрожал.
— Я могу догадаться, сударыня, вернее, коллега. Мы ведь с вами коллеги, не так ли? Но что же мы стоим здесь? Прошу вас, проходите. Какой бы вопрос нам ни пришлось обсуждать, все же лучше делать это усевшись поудобнее.
Распахнув дубовую дверь, он провел ее в роскошно обставленную гостиную, окна которой выходили в сад. Через огромное, почти до потолка, окно, по сути стеклянную стену, был виден огромный, скорее напоминавший парк сад, над которым спускались сумерки. Сквозь листву рододендронов и кусты сирени поблескивала водная гладь бассейна.
Доктор Кукиль, включив свет, задернул тяжелые гардины и с улыбкой жестом предложил ей усесться в глубокое кресло с лимонно-желтой обивкой.
— Прошу вас, садитесь.
Юлия села. «Как это ему удается улыбаться, вести себя так непринужденно? Ведь он прекрасно знает, почему я здесь!»
— Мне хотелось бы еще раз обо всем поговорить, — начала Юлия.
Она уже чувствовала себя вполне спокойно и уверенно. Тот, кто сейчас откинул стенку встроенного в стену домашнего бара, — ее враг. Враг, одолеть и загнать в угол которого можно, только лишь прибегнув к холодному расчету.
— Не представляю, какой смысл в этом, — произнес он, поворачиваясь к Юлии. — Но, ради бога, скажите, что вы пьете? Коньяк? Есть арманьяк 1913 года. Я держу его для избранных гостей.
