Петр Тартюхин стал поднимать руки вверх, желая засвидетельствовать, что, мол, безоружен.
— Вот и ты! — злобно сузив глазки, прошипел он.
По спине Шванеке поползли мурашки, и он невольно стал озираться. Вокруг лежали бескрайние, покрытые снегом поля. Тартюхин ухмыльнулся.
— Никого, кроме нас, братец… Одни мы с тобой здесь, — произнес он, подтвердив сказанное жестом. — И никто нас здесь не увидит…
— Ладно, — кивнув, ответил Шванеке.
Собственный голос вдруг показался ему чужим. Он понимал, что предстоит схватка, он был готов к ней, давно готов. Как понимал, что одним лишь нажатием на спуск мог запросто отделаться от своего врага. Но — нет. Это было бы слишком легко. Нет, здесь нужно было действовать по-другому. И Шванеке чуял, что и Тартюхин не ждет от него просто пули в живот.
— Ну, валяй, выкладывай, что там у тебя на уме! — с насмешкой бросил ему Шванеке.
Из дебрей тулупа Тартюхин извлек пару коротких, слегка изогнутых кинжалов. Даже в темноте Шванеке смог разглядеть причудливую резьбу на их рукоятках.
— Ничего штучки. Продаешь? Почем? — усмехнулся Шванеке.
— Ты или я? — спросил Тартюхин.
— Я бы взял, ты мне их со скидкой уступи, — продолжал издеваться Шванеке.
Улыбка Тартюхина застыла:
— Выбирай — все равно какой, оба одинаковы.
Шванеке, сняв варежку, ощупал лезвие. Как бритва, отметил он про себя.
— Ничего…
— Ага, — подтвердил Тартюхин. — И полушубок твой не поможет…
Шванеке, взяв один из кинжалов, прикинул его на вес, подбросил, ловко поймал на лету и тут же проворно отскочил назад.
— Какие полушубки, ты, обезьяна желторожая?
Держа в одной руке автомат, он стал скидывать с себя белый полушубок из бараньей шкуры. Потом, поставив автомат на предохранитель, положил его поверх.
— В аду нам с тобой никакие полушубки уже не понадобятся, так что давай начинай!
Тартюхин раздумывал недолго. Скинув тулуп, он бросил его на снег. Оба противника, дрожа от холода, начали сходиться. На востоке небо уже занялось первым светом нового дня.
— Ну давай, выродок, чего ждешь? — прошипел Шванеке.
Сделав нырок, он чуть вытянул вперед руку с ножом.
Тартюхин пружинисто присел. Лезвие кинжала матово блеснуло в темноте.
Противники выжидали. Внезапно Тартюхин, испустив не то вздох, не то боевой клич, ткнул кинжалом в сторону Шванеке. Тот молниеносно увернулся и в ту же секунду заехал коленом в живот Тартюхину. Азиат взвыл, как подстреленный волк. Согнувшись, он не отрывал взгляда от своего противника. Шванеке, изловчившись, попытался нанести удар рукояткой кинжала по метавшейся перед ним словно призрак в кошмарном сне мерзкой, узкоглазой морде, но Тартюхин успел увернуться. Резкий поворот кругом, и Шванеке летит по инерции мимо него. Обжигающая боль пронзила правое бедро немца, и тут же он почувствовал, как по ноге побежала липкая, отвратительно-теплая струйка.
