Вместе с костюмом мать прислала Жюльену шоколад, который он преподнес Сильвии, бумагу для рисования и ящик с акварельными красками. Ящик был маленький и плоский, его можно было носить в кармане непромокаемого плаща. Ожидая Сильвию, Жюльен делал карандашные наброски и писал цветные пейзажи, где больше всего было золотых и серых тонов. Той осенью ему совсем не было грустно: газеты каждый день писали о войне, но она шла где-то очень далеко и потому не пугала. Все события развертывались на Восточном фронте. То немцы, то русские вклинивались в расположение противника, пробивали бреши в оборонительных линиях, бои шли возле Москвы, Брянска и каких-то совсем уже незнакомых ему городов. Все эти места ничего не говорили сердцу Жюльена, и он рассеянным взглядом скользил по огромным заголовкам, которые с каждым днем занимали все больше места на полосах газет, выставленных в витрине киоска или лежавших на столике кафе.
Однажды солдат поста наблюдения предупредили, что к ним едет инспектор. Они старательно подмели в доме и в саду, навели всюду образцовый порядок, и инспектор остался доволен. Это был молодой и симпатичный лейтенант. Он собрал людей в просторной комнате для дежурств и заговорил о войне. Почти открыто дал им понять, что большая часть офицеров, как и сам он, живет надеждой на реванш. В заключение он сказал, что пришлет им радиоприемник и они смогут слушать передачи из Лондона. Вскоре приемник прибыл. И это внесло некоторое разнообразие в размеренную жизнь поста.
Ритер сказал Жюльену:
— Вижу, она тебя ловко подсекла, теперь с крючка не снимешь. Придется смириться.
С этого дня, говоря о Сильвии, парижанин уже не старался поддеть товарища.
Как-то в пятницу Жюльен получил почтовую открытку, на которой была изображена дамба в Пор-Вандре. Небо на открытке было розовое, море — ярко-синее, а скалы на первом плане — в клочьях белой пены. По морской глади плыло суденышко, оно казалось черным на зеленом фоне холма, где был расположен военный лагерь. Жюльен долго разглядывал ярко раскрашенную открытку, не решаясь перевернуть ее. Он знал, что из Пор-Вандра написать ему мог только Бертье, и догадывался, о чем тот мог сообщить. Не признаваясь в этом самому себе, Жюльен, вспоминая товарища, всякий раз опасался, что рано или поздно от него придет письмо; думал он об этом и всякий раз, когда из радиоприемника раздавались позывные французской службы Би-би-си.
Он как-то рассказал Сильвии о плане, который в свое время вынашивал вместе с Бертье. Она не произнесла в ответ ни слова. Только судорожно вцепилась в него обеими руками, и в ее глазах появилось выражение тоски. Зрачки потемнели, и золотые искорки в них угасли.
