Мистерия – это приобщение. В слове "приобщение" прекрасна приставка: это не общение равного с равным, это приход к вечной силе, которая не изменится от нашего прихода. Это выход к божеству, подпадание под его власть, служба ему наиболее адекватным (милым) ему способом. Это – сознательное согласие на проявление его сил и вовлеченность в его действо.
Мистерия – это приобщение малого человеческого существа своим великим основам, и делание этого не в фантазии (сколь угодно интеллектуальной), не тупым acting-out, не символически (типа съесть торт в честь победы над Наполеоном), но максимально живым и непосредственным образом. Как практика, мистерия образуется в особом, выделенном, очерченном заранее известными рамками, времени (насколько я понимаю, в среднем, несколько суток) и пространстве (удаленные от постороннего присутствия "места силы" на природе). И то, и другое мне кажется похожим на окошки – через которые можно вылезти из социального мира в "мир иной". Мистерия не предполагает постоянного "перехода" наподобие монастырской практики, это не "путь длиною в жизнь". Может быть, в этом смысле это не "дверь". Это выход, за которым обязательно следует возвращение.
Еще одним важным условием существования мистерий является таинственность; само слово прямиком отзывается в "mistery" (и "мистика", кстати, растет из того же корня). Тайна, секрет, "оберегание сокровища" обязательны для "мистов", "посвященных". Четкое разделение практик на "открытые" и "тайные" (и, соответственно, разделение определенных слов, сюжетов, изображений, песен) существовало и у греков времен Элевсина, и у папуасов. Эта система – не символична, а совершенно реальна. Меня восхищает, как за две тысячи лет существования Элевсинских мистерий со многими тысячи посвященных, в гуще болтливых, скептических и записывающих все подряд философов и прочих интеллектуалов, тайна Элевсина была сохранена так прочно, что по сей день едва восстановима.
(Что же собираюсь делать я, описывая мистерии? Никоим образом не "бросать жемчуг свиньям". Жемчуг останется надежно защищен, святую святых и не опишет мое тупое перо, и не уловит ваш рыскающий глаз. Как в альпинистском походе или психеделическом трипе, любые части снаряжения или места могут быть показаны постороннему; но что происходит, зачем и почему, для него навеки останется тайной.)
Безусловно, та же таинственность заложена в практике психотерапии. В самых "народных" и "попсовых" ее вариантах присутствует тайна, рожденная хотя бы только огромной трудностью передачи "внутренних" событий практики вовне. Почему так часто столь важные события и переживания происходят в простом кругу разговаривающих людей или в таких сценически бедных психодраматических или гештальтистских постановках?
