— Да, не сидел, — согласился я.
Он похлопал по фюзеляжу.
— Славная штука. Откуда?
— Выиграл, — улыбнулся я.
Невада вопросительно посмотрел на меня.
— Не беспокойся, — поспешно добавил я. — После этого я дал ему отыграть пять сотен.
Он удовлетворенно кивнул. Это была одна из многих вещей, которым он научил меня: если выиграл лошадь, дай отыграть хоть немного, чтобы человеку было с чего начать завтра.
Я вытащил из-под сиденья «башмаки», бросил один Неваде, а свой подложил под колесо.
Устанавливая тормоз, Невада сказал:
— Твой папаша будет недоволен. Выбил рабочих из ритма.
Я выпрямился.
— Какая разница? Как он узнал так быстро?
Губы Невады растянулись в знакомой невеселой улыбке.
— Ты отвез девицу в больницу. Они вызвали ее родителей, и она им все рассказала перед смертью.
— Сколько они хотят?
— Двадцать тысяч.
— Согласятся и на пять.
Он не ответил. Вместо этого он неодобрительно взглянул на мои ноги:
— Надевай ботинки и пошли. Отец ждет.
Он повернулся и пошел к конторе. Я посмотрел на свои ноги. Теплый песок приятно щекотал босые ступни. Я пошевелил пальцами, достал из кабины пару мексиканских мокасин и обулся. Ненавижу обувь. В ней ноги не дышат.
Я медленно брел вслед за Невадой к конторе, поднимая облачка пыли. На подходе к фабрике в нос ударил больничный запах серы, которую использовали для приготовления пороха. Так же пахло в больнице в ту ночь, когда я отвез ее туда. Но он нисколько не походил на ароматы той ночи, когда мы сделали ребенка.
Та ночь была чистая и прохладная. Через раскрытое окно моего коттеджа в Малибу доносились запахи моря. Но я в тот момент не ощущал ничего, кроме возбуждающего запаха девицы и ее желания.
Оказавшись в спальне, мы принялись стремительно раздеваться. Она оказалась проворнее и, сидя на кровати, бесстыдно наблюдала за мной. Я достал из тумбочки пачку презервативов.
В тишине ночи раздался ее шепот:
— Не надо, Джонни.
Я взглянул на нее. Лунный свет заливал ее тело, оставив в тени только лицо. Ее слова еще сильнее возбудили меня, и она это почувствовала. Потянувшись ко мне, она поцеловала меня и шепнула:
— Ненавижу эти штуки, Джонни. Я хочу чувствовать тебя в себе.
Она повалила меня на себя и жарко прошептала в самое ухо:
— Ни о чем не беспокойся, я буду осторожна.
Я перестал колебаться, и ее шепот перешел в крик страсти. Я задохнулся, но она продолжала вскрикивать:
— Я люблю тебя, Джонни, люблю!
И действительно, она так любила меня, что спустя пять недель объявила, что мы должны пожениться. Мы сидели в моей машине, возвращаясь с футбольного матча. Я посмотрел на нее.
