До чего же она стала тревожаще красивой, эта Клавка! И, странное дело, заметил он Клавкину красоту только вчера, словно она за этот месяц в Алатыре вдруг стала совсем-совсем другой. Или ему все это лишь показалось? Вообще в это лето Родька много увидел такого, чего раньше совершенно не замечал.
Пересыпая из ладони в ладонь белую струйку песка, Клавка повела глазами на Родьку, видимо, поймав на себе его взгляд, вся как-то непонятно вдруг заалела и, еще более оттого смущаясь, тотчас отвернулась.
Родька тоже смутился, чувствуя, как жаром полыхнуло все его лицо, и снова крепко зажмурился. А в груди, отдавая в спину, изо всей силы стучало сердце, ровно молот по наковальне: тук-тук-тук.
Неожиданно заговорил Петька, как всегда некстати:
— А у нас отца опять в разведку посылают… Куда-то далеко — на Крайний Север. Пока один отправляется. А весной, — тут Петька выразительно посвистел, — и мы с матерью запоем «Прощайте, скалистые горы!»
Но на его слова не отозвалась даже Клавка.
Родька осторожно приоткрыл веки и увидел над собой в небесной вышине два пухлых, ослепительных облачка неправдоподобной белизны. Они медленно плыли навстречу друг другу. Прошла минута, прошла… кто знает, сколько еще прошло минут! Но вот облачко, похожее на конский череп, коснулось другого, имеющего очертания гитары, вот они слегка наплыли друг на друга. А еще через мгновение вместо двух облачков уже было только одно, и оно уже никуда не двигалось, застыв на месте, как бы задумавшись.
Задумался опять и Родька.
Счастливые люди Петька и Клавка! Это ведь не кто-нибудь, а Петькин отец открыл девонскую нефть в Жигулях. А теперь вот в новую экспедицию уезжает. Где они только не жили, Петькины родители!.. А Клавкин Антон Максимыч, первейший буровой мастер, тоже немало по свету поколесил. Даже на Дальнем Востоке работал. И всегда у этой Клавки целый короб новостей: все она знает — и о делах на буровой отца, и о происшествиях в конторе бурения. Прямо как ходячая газета!
Правда, когда его отец еще работал в транспортной конторе, развозя по буровым глину, солярку, трубы и долотья, у него тоже было чего порассказать ребятам. А какая машина была у отца: зеленая пятитонка с огромным кузовом и красным флажком на радиаторе. Малышом Родька называл ее ласково «папин мазик».
Отец и сейчас бы продолжал разъезжать по своим буровым, не случись с ним полгода назад беды. Как-то на одной из буровых, помогая рабочим сгружать с машины тяжелые стальные трубы, он оступился и упал. Рабочие не удержали трубу, и она одним концом придавила отца. Когда он вышел из больницы, его перевели на «Победу», в личные шоферы главного инженера. А через месяц отец приглянулся новому управляющему треста, любившему в людях аккуратность и беспрекословное послушание. Управляющий взял отца на только что полученный ЗИМ. Все мальчишки Отрадного бегали к тресту поглазеть на большую темно-синюю машину.
