— Аркашка, а где же Саша? — спросил Мишка.
— Саша полчаса назад из последнего рейса вернулся. Нынче весь день море волновалось… Не стоит его будить, пусть отдыхает.
Но ровно в девять — в час начала занятия кружка— Саша показался на пороге крошечного кубрика. Его не сразу заметили: дотошный староста кружка «Юный речник» всем нашел работу.
Саша протер кулаком ввалившиеся глаза, застегнул на все пуговицы старенький китель. А потом подошел к Ромке и молча взял из его рук тяжелую швабру.
— Вот так надо держать черен. Смекнул? Гораздо удобнее и легче.
— А когда мы, Саша, заниматься начнем?
— А вы же занимаетесь!
— Как… занимаемся?
— По-настоящему! А ты что думал: сразу дизель запускать начнешь? Или сразу за штурвал сядешь?
Любопытные мальчишки, окружившие Сашу и Ромку плотным кольцом, дружно засмеялись.
— Наш Ромашка на меньшее не согласен, — съязвил кто-то. — Ему немедля подавай фуражку с крабом и белые перчатки.
— Заткнись для ясности! — Ромка за словом в карман не полез. — Я могу и шваброй. Посмотрим, как другие… особенно женского пола. Дождя вот — и то напугались!
Он намекнул на Пузикову. Она одна из всех девчонок отряда — одна-одинешенька — записалась в кружок речников.
— Да-а, — протянул Мишка. — Нашей Верке и носа сюда не стоило совать.
— А почему? — Саша достал из кармана сигарету, помял ее между пальцами. — Мне после службы на флоте довелось годик Белое море бороздить. На рефрижераторе. И знаете, кто у нас был капитаном корабля? Женщина! Да такая, скажу вам. Ростом не вышла — мне по плечо, худощавая, ну прямо с виду совсем неприметная. Зато смелости в ней было на всю команду. Ей-ей! Раз мы попали в шторм… ни до ни после в такую перетурку я не попадал…
Корабль чуть ли не на сорок пять градусов кренит, которых парней наповал свалило, а она, наша морская мама…
Но тут Саша замолчал и медленно оглянулся назад. И все ребята тоже посмотрели в ту сторону.
На последней ступеньке трапа стояла Пузикова. Вся-то, вся до ниточки промокшая. Даже задорная крючковатая косичка ее теперь не топорщилась вверх, а уныло свисала крысиным хвостиком на худое и такое до жалости острое плечо. Стояла и виновато моргала близорукими глазами. В опущенной руке она держала железную оправу от очков.
