— Вы скажите, тетя!.. Мы так перепугались, так перепугались… В сушильном сарае загорелось. Смотрим, а из дверей дым густой повалил. И такая тут суматоха поднялась. Одни кричат; «Где огнетушители?» Другие: «Воды, воды надо!» И вдруг — откуда ни возьмись — обжигальщик Николай Николаевич. — Таня кивнула Ромке, сидевшему напротив матери. — Твоего товарища отец. Сорвал Николай Николаич с грузовика брезент… сорвал брезент и кинулся прямо…
— А мне? — спросил Ромка. Он все видел своими глазами: и как возник пожар, и как его тушили. Ромку сейчас интересовало одно: когда на столе появится угощение? — Мне и рюмку, и бутылку кваса, — добавил он, боясь, как бы Таня про него не забыла.
А Танюша не слушала Ромку. Глаза ее — большие, слегка подернутые влагой, красивые эти глаза были устремлены куда-то вдаль — поверх Ромкиной головы, в распахнутое окно. Не сразу Таня очнулась от задумчивости, не сразу опять заговорила.
— Он брезентом накрылся. И — к воротам. А из ворот _ огненные языки. Никто и ахнуть не успел… Девчонка одна — из моей бригады — даже зеревела от страха.
Таня смолкла.
— И что же? Он сильно обгорел? — Ромкина мать уставилась в помучневшее лицо племянницы долгим, испытующим взглядом.
Та покачала головой.
— Нет… кажется, нет… Кажется, волосы немного опалил… и руку… и руку еще.
— А пожар? Быстро потушили?
— Пока все бегали, суетились, вызвали из города пожарную команду, Николай Николаич один справился… Такой… необыкновенный человек, скажу вам, тетя! Работа обжигальщика — тяжелая, грязная. А у Николая Николаича все как-то легко и споро получается. И всегда на языке шуточки да прибауточки… Одно плохо — выпивает. А если получка — ну, тогда и совсем… Трагедия у человека — любил жену, а она ушла от него к другому.
Вдруг Таня подняла руку и медленно провела тыльной стороной по лбу. И принужденно засмеялась.
— Что это я? Угощать гостей надо, а я…
И с размаху поставила на самую середину стола бутылку портвейна.
Когда Таня кончила суетиться и присела к столу, мать Ромки сказала, приподнимая рюмку:
— За тебя, Танечка! Будь здорова и счастлива!
Ромка тоже чокнулся с Таней и залпом выпил свой квас.
— А я, тетя, счастлива. — Таня пригубила рюмку и тотчас поставила ее на стол. — Я так счастлива!
— Ой ли, с чего бы это? — поразилась гостья, бросая на племянницу взгляд, полный ожидания и нетерпения. На секунду она даже забыла о большом куске ветчины, густо намазанном горчицей. — Тебе, Танечка, уже двадцать три стукнуло. Многие твои товарки институты закончили, а ты вот…
